«Я могу прооперировать душу».
«Хотя, наверное, мне нужно оперировать не только ногу».
— Вы знаете, — Алина решает прекратить затянувшуюся игру в пинг-понг, — я пришла, чтобы кое-что выяснить.
— Что же?
«Сейчас спросит, зачем я притворялся журналистом. Давно пора».
«Давно пора спросить, зачем он тогда притворялся».
— Это вы хотели купить мою работу в Доме фотографии?
— Я? Что? Да нет. В общем, да. А почему, собственно…
«Ну и вопросы. Полгода прошло».
«Конечно, уже полгода прошло».
— Почему я спрашиваю? Просто решила проверить свою догадку.
— И вы так долго об этом думали?
— Я была в командировке на Камчатке, так что раньше не могла поинтересоваться.
«Врать психологу — гиблое дело. Но я и не вру. Была ведь. Первый раз три дня в октябре, и второй — на прошлой неделе».
«Зачем она врет?»
— Не знал, что в феврале на Камчатке можно приобрести такой дивный океанский загар.
— Я хожу в солярий.
«Только бы не покраснеть».
«Она покраснела».
— А-а-а… Тогда понятно.
— А мне не понятно, к чему эти выяснения. Я просто задала вопрос и хочу получить ответ.
— Нет.
— Что нет?
— Я никогда не собирался покупать ваши работы.
Алина вспыхивает. Резко встает.
«Идиотка! Что ты себе навоображала! Какое унижение! Явиться к этому кретину в кабинет, и для чего? Для того, чтобы получить этот плевок?! Может, я и вела себя дерзко и грубо, но не настолько же, чтобы он теперь…»
Она уже распахивает дверь.
— Алина, подождите! Я только сказал, что не хотел покупать ваши работы.
«Ну что у меня за привычка такая: отвечать на конкретно заданный вопрос! Спросила меня: „Хотел покупать?“ И я честно ответил: „Нет“. Я только должен был узнать, продается ли».
— Алина, я не то хотел сказать, — Влад выскакивает за девушкой в приемную. Алина оборачивается, холодно бросает:
— Всего хорошего.
— Алина! — Гальперин делает рывок и натыкается на все те же изумленные брови секретарши. Да, хорош он будет, если начнет заискивающе семенить за девушкой на глазах у подчиненных. Он живо представил, как начнут хихикать медсестры в курилке и судачить во всех кабинетах о поведении профессора. Скажут, что наконец-то «пала неприступная крепость», — после разрыва с Ниной они с Финчем до сих пор вели удобную жизнь закоренелых холостяков. А еще неприятнее будет, если, используя его же, гальперинскую, терминологию, наградят его диагнозом, который он приписывал всем влюбленным коллегам: сочтут его пленником маниакально-депрессивного психоза с проявлениями, опасными для окружающих. Влад вообразил сонм косых взглядов и язвительных комментариев, которым теперь будет сопровождаться его появление в стенах родного Центра, и так и не покинул своей приемной. Сапожник без сапог. Психолог с кучей комплексов. Целитель человеческих душ, не умеющий подбирать слова. Пусть так. Но об этом будет знать только он, а не весь персонал «Полиграфа». Влад вежливо интересуется у секретаря временем следующего приема и возвращается в кабинет вспоминать и переживать.
Алина переживать не желает. Хочет поскорее забыть. Не получается. В сознании непрерывной лентой крутится покадровая съемка встречи. Самым говорящим снимком, бесспорно, является последний. Влад в дверях своего кабинета: поза умоляющая, взгляд побитой собаки. Алина сфотографировала, но затормозить не решилась. Не в ее правилах возвращаться. Понятно одно: специально обижать Гальперин ее не собирался. Может, действительно хотел что-то другое сказать, а, может, они друг друга не поняли. Ей вдруг вспомнилась огромная отцовская библиотека. В детстве она любила бывать у папы, хотя подозревала, что ее визиты его нисколько не трогают. Он всегда обнимал Машу, торопил старшую вечным деловым: «Давай, рассказывай!», зазывал в комнату, усаживал рядом с собой на диван, а Алину легонько подталкивал в плечо, приговаривая мимоходом: «Пойди там посмотри что-нибудь». И Алина шла. Блуждала среди полок, разглядывала цветные корешки, перечитывала знакомые и незнакомые имена и названия. Однажды, ей было лет восемь, ее внимание привлекла надпись Фридеш Каринти. Она не знала, кто это или что это: мужчина или женщина, название произведения или имя автора. Ей просто понравилось странно звучащее сочетание букв. За стенкой Маша готовилась к экзамену, демонстрировала отцу безупречное исполнение музыкального отрывка. Алина переступала с ноги на ногу под одну из кантат Томазо Альбиони и тихонько напевала в такт: «Фридеш Каринти, Фридеш Каринти». Книга стояла высоко, попросить отца достать или хотя бы спросить у него, что означают эти два слова, Алина даже не попыталась. Привыкла к тому, что все ее просьбы внимания не удостаивались. Спросила у сестры, та пожала плечами. Спросила у бабушки, та пошевелила губами:
— Фридеш Каринти, Фридеш Каринти. Что-то знакомое, погоди. Нет, не помню.
Больше спрашивать было не у кого.
Алина уже подросла на несколько лет и сантиметров, когда привлекательные буквы настигли ее в библиотеке интерната. Она взяла книгу, прочитала название: «Увлекательное путешествие в Фа-Ми-Ре-До» и тут же вычеркнула имя известного венгерского писателя из своего перечня достойных изучения. Алина много читала, ей нравилось постигать неизвестное, но фа-ми-ре-до ей в жизни хватало с избытком. Может, и стоило тогда почитать, может, и не была бы она сейчас столь категорична. Ведь недаром послала ей судьба еще одну неожиданную встречу с именем этого автора. Они летели с Андреем из Берлина. Он мирно спал, Алина, как всегда в свободное время, просматривала снимки, соседка справа увлеченно читала книгу афоризмов.
— Как это верно, — неожиданно произнесла она вслух. — Кто же это сказал? Хм, я и не знаю такого. А вы не знаете, кто такой Фридеш Каринти? — обратилась она к Алине.
— Венгерский писатель первой половины двадцатого века, — вежливо ответила она, не собираясь продолжать разговор.
Но разбуженный Андрей неожиданно спросил:
— И что интересного он сказал?
— Вы только послушайте, — оживилась женщина. — «Ну как женщина и мужчина могут понять друг друга, ведь они оба хотят разного: мужчина хочет женщину, а женщина хочет мужчину». Очень, очень тонко.
— С юмором, — согласился Андрей.
А Алина лишь плечами пожала. Не было ей дела ни до Каринти, ни до его высказываний. А сейчас вспомнилось почему-то. Почему?
Да, какая разница «почему»? Как вспомнилось, так и забудется. Это удел профессоров психологических центров разбираться в причинно-следственных связях. Вот пусть и займутся своими прямыми обязанностями, а она больше не желает иметь с этим ничего общего. У Алины своя жизнь, и не надо в нее лезть. Хотя он и не лез вовсе. Сказал же: не хотел покупать. И на выставке, значит, не был, и не искал ее вовсе. И думать наверняка забыл о том, кто такая Алина Щеглова. Но зачем-то ведь она понадобилась ему в Камеруне? Ах да! Как же она могла забыть! Хотел что-то разузнать, как и все остальные, о звезде мировой сцены. Ну да. И в Карнеги-холл он у нее был. В общем, очередной фанат. Психиатр с расстройством психики. И откуда столько восторженных почитателей? И почему у нее с рождения счастливая звезда? Почему ей гостинцы, а Алине объедки? Проклятый червь пожирающей здравый смысл зависти неожиданно начинает ползать в Алининых внутренностях с удвоенной энергией.
