Инфицированные

кружком. Немного помолчав, нацарапал рядом: «То самое место». Произнесенная фраза и обведенный кружком городок, казалось, манили к себе, и он удивился, почему вообще написал эти слова.

Перри повернул руку, чтобы Треугольники могли рассмотреть карту. Наступила пауза, после чего тело охватил целый поток эмоций.

ДА-ДА ЭТО ОНО!

ТО САМОЕ МЕСТО! МЫ ДОЛЖНЫ ПОЕХАТЬ В ВАДЖАМЕГУ!

Радость паразитов была бурной, всепоглощающей, словно от воздействия лекарства, которое моментально растеклось по венам. В голове снова возник необычный символ.

Странный чертеж из сложенных под разными углами линий. Казалось, образ растет и раздувается у него перед глазами, излучая энергию, словно какой-нибудь волшебный талисман. Все кругом исчезло и померкло: весь мир сделался черным; в нем остался лишь этот символ — могучий и ни на что не похожий. Перри понимал, что виной всему проделки Треугольников. Знал — и ничего не мог поделать. Символ являлся их целью, основой существования.

Им нужно это построить, а я должен буду помочь им… ведь это так красиво.

Перри энергично встряхнул головой, пытаясь развеять дурман. Дыхание сбилось, сделавшись прерывистым. Снова пришел страх, на сей раз другой; другой потому, что ему на самом деле хотелось помочь Треугольникам. Подобные мысли приходили в голову и раньше, но никогда не были такими сильными.

Перри вдруг понял, что держит в левой руке нож. Карта лежала перед ним, и падающие на нее капли крови растекались возле городов, словно следы дьявольской бомбардировки. Перри увидел на кончике ножа кровь еще до того, как почувствовал боль. Тупо и медленно повернув голову, он осмотрел нижнюю сторону правого предплечья.

Оказывается, за время своего короткого транса он успел вырезать символ у себя на коже. Перекрестье кровавых линий. Три дюйма длиной. Из глубоких порезов сочилась кровь, стекавшая тонкими ручейками по обе стороны. Но он ничего не почувствовал. Перри принялся внимательно разглядывать рисунок.

Треугольникам хотелось в Ваджамегу. Желание было нестерпимым — как стремление наркомана поскорее получить очередную дозу. Там они собираются построить нечто, что выражал данный символ. Если они чего-то очень хотят, ему это вряд ли принесет пользу. Но все равно куда-то нужно бежать. Скоро явятся Военные, нужно выбраться из чертовой квартиры.

Собрав силы, Перри запрыгал в спальню. Он снова почувствовал странный запах. Неприятный запах какой-то гнили. Перри постарался не обращать на него внимания, и так проблем хватало.

Из шкафа он вытащил вещмешок, затем передумал и взял рюкзак. Небольшой нейлоновый рюкзак, в котором таскал на занятия книжки миллион лет назад. Потом мысленно представил, насколько тяжело будет скакать по улице на одной ноге с рюкзаком за плечами.

Положив рюкзак на кровать, он увидел на нем блеск пятен крови. Несколько секунд потребовалось, чтобы понять, что источником липких пятен являются его собственные руки.

Перри вспомнил, что все еще испачкан кровью, как своей собственной, так и Билла.

Время сейчас приобретало решающее значение. В конце концов, в его гостиной находится распятый труп. У мертвеца остались коллеги и друзья в щегольской форме, которым теперь наверняка захочется всадить в больное тело Перри несколько пуль. Однако бежать в таком окровавленном виде не имело никакого смысла.

Он поскакал в ванную и снял одежду, которая была вся пропитана кровью, как свежей, так и запекшейся. Перри ощутил взрыв эмоций и волнение, когда Треугольники на спине и… на других участках тела… впервые вместе взглянули на окружающий мир.

Для полноценного душа времени явно не хватало. Схватив последнюю чистую мочалку, Перри намочил ее и принялся вытирать кровь. Кое-как закончив, швырнул мочалку на пол, взял полотенце и начал судорожно вытираться.

Именно в этот момент он случайно бросил взгляд на плечо.

И заметил плесень.

Она была под пластырем, и характерная зеленоватая паутинка выступала из-под краев. Тонкие волоски напоминали пух на голове у старика, на смену которому скоро придет лысина.

Вот откуда исходил неприятный запах: из его плеча. Ванную наполнил заплесневелый запах гнили. Пластырь по-прежнему плотно закрывал рану, но под ним Перри рассмотрел еще кое-что: черное, мокрое и жуткое.

Скорее удалить пластырь. Нужно хорошенько рассмотреть, что там. Ногтями Перри подцепил уголок пластыря, чтобы получше ухватить большим и указательным пальцами, потом медленно потянул в сторону.

Лоскуток кожи приподнялся; вниз по груди потек черный липкий ручеек. Сначала он был теплым, а к моменту, когда достиг живота, сделался холодным, как лед. Жуткий запах, намек на который Перри ощутил совсем недавно, теперь ощущался повсюду. Словно сатанинский джинн из бутылки, он наполнил ванную ароматом смерти.

От зловония желудок Перри вывернуло — его вырвало в раковину. Подняв голову и немного придя в себя, он стал пристально рассматривать рану, забыв стереть следы рвоты со рта и подбородка.

В ране еще оставалась мерзкая черная слизь, похожая на желе из черной смородины. Мертвый Треугольник разложился.

Перри охватил ужас, дыхание перехватило, а сердце отчаянно забилось с утроенной частотой.

Консистенция слизи походила на гнилую тыкву через месяц после празднования Хэллоуина — тестообразная, текучая и разлагающаяся. Зеленые пучки той же мерзкой плесени покрывали как саму рану, так и тело мертвого Треугольника. Нитевидные отростки плесени были поражены черной гнилью.

Перри сомневался, что вся гниль явилась следствием проколотого вилкой и разлагающегося трупа Треугольника. Часть плесени выглядела так, будто выросла прямо из его кожи, словно вестник скорой гибели.

От горячей воды поднялся пар, и зеркало постепенно запотело. Перри, все еще пребывающий в оцепенении, машинально вытер его рукой и вдруг понял, что смотрит на… собственного папашу.

Джейкоб Доуси, изможденный и совершенно седой. Впалые глаза и тонкие искривленные губы, бледная, пожелтевшая кожа — вот таким запомнил отца Перри за несколько часов до того, как господин Рак забрал его мятежную душу.

Перри заморгал, потом яростно протер глаза, а когда открыл их, отец по-прежнему пристально смотрел на него. Где-то в глубине души Перри понимал — начались галлюцинации, но от этого ощущения не становились менее острыми, а впечатления — менее реальными.

Отец Перри заговорил.

— Ты всегда пасовал перед трудностями, мальчик, — произнес Джейкоб Доуси тем же ворчливым голосом, который всегда предшествовал побоям. — Допустил промашку, и теперь в кусты? Тошно смотреть на тебя.

Перри почувствовал, как к горлу подступает комок, а на глаза наворачиваются жгучие слезы. Он пытался сдержать их, ведь, будь то галлюцинации или нет, выдавать слабость перед отцом ему не хотелось.

— Послушай, отец, уходи. Ты же мертв.

— Да, мертв, и все-таки во мне больше мужчины, чем когда-либо будет в тебе, сынок. Ты только взгляни на себя: хочешь сдаться, сложить руки, позволить себя победить, поставить на колени!

Перри почувствовал, что постепенно закипает.

— А что, черт возьми, от меня ждут? Ведь твари поселились внутри меня, папа! Они пожирают меня изнутри!

Джейкоб Доуси усмехнулся, и на его изнуренном лице мелькнула улыбка.