Золотаревского. - Какой здесь адрес?!
Женщина опешила, но все же ответила.
Я, старательно заикаясь, повторила адрес девушке из 'скорой', та в свою очередь заверила меня, что бригада уже выехала и попросила меня успокоиться.
- Что случилось? - набросилась на меня соседка, уже оценившая мой испуганный вид и открытую дверь в квартиру Золотаревского. - Владимиру Петровичу плохо?
- Мне кажется, он умер! - закричала я, схватив ее за рукав. - Я пришла, дверь открыта, а он... он там! - мой палец указал на дверь. - Он холодный!
- Батюшки святы! - ахнула женщина, мгновение помедлила, видимо, решая, связываться ей или нет, но хорошее в ней победило страх и желание не вмешиваться, наверное, у нее были теплые соседские отношения со стариком.
Женщина перекрестилась и решительно прошла в квартиру Золотаревского. Я же, старательно изображая испуг, засеменила за ней.
Почему только изображая? Я удивлялась сама себе, но едва я бросилась тарабанить в дверь этой бедной женщины, мой страх исчез. Я чувствовала пустоту и ледяную уверенность в каждом своем движении и слове. Я обещала Владимиру Петровичу, а значит, я обязана сделать все идеально, у меня была цель, чувства оставим на потом.
Женщина вошла в освещенную комнату и испуганно вскрикнула потом бросилась к телу стрика, дотронулась до него и снова закричала:
- Господи! Совсем холодный!
- И не дышит! - выдала я свою реплику.
- А такой бодрый был... - она осеклась, оценивая сцену смерти, костюм, галстук позу. Теперь и я заметила несколько баночек с таблетками, стоящими на прикроватной тумбочке, а рядом бокал с недопитым коньяком. - Боже мой... - ее глаза стали испуганными. - Да тут нужно полицию, а не 'скорую' вызывать!
Я сделала умоляющие глаза.
- Ладно, - сдалась она. - Сейчас позвоню, - женщина нашла взглядом стационарный телефон на стене и пошаркала к нему, потом снова обернулась ко мне: - А ты ему кто? Дочь? - и ответила сама себе: - Так у него, вроде, сын...
- Я у него работаю, - быстро ответила я. - Договорились, что зайду вечером, он даст мне книгу, а прихожу, а он... - мой голос сорвался.
- Понятно, - протянула женщина. - Я в полицию, а ты его сыну позвони. Телефон знаешь?
Я послушно закивала. Все-таки это была отличная идея - привлечь соседей, теперь моя версия событий выглядела еще более натуральной.
Когда соседка начала набирать номер, я выскользнула с соседнее помещение, щелкнула выключателем, это оказалась кухня, правда не менее огромная, чем комната. Я вышла, потому что не хотела, чтобы женщина услышала, как мой голос из испуганно-истеричного становится спокойным и безжизненным.
Кирилл взял трубку после первого гудка.
- Я тебя слушаю.
У меня сжалось сердце от того, что я должна была ему сказать. Это все было неправильно, несправедливо. Не должны умирать такие люди, ни за что не должны...
- Ты в городе? - спросила я.
- Да, - его голос стал настороженным. - Я дома. Что случилось?
Я сглотнула, слова из себя пришлось выдавливать, язык отказывался произносить то, что должен был.
- Владимир Петрович... - вот теперь мой голос сорвался по-настоящему.
- Что с ним? - тон Кирилла стал требовательным и напряженным.
- Он... он умер, - выдохнула я. В трубке была тишина, я даже испугалась, что связь прервалась. - Ты меня слышишь?
- Да, - голос Кирилла изменился до неузнаваемости. - Где ты?
- У него в квартире.
- Что ты?... А, к черту, не важно... Сейчас приеду.
Я не успела ничего ответить, когда услышала гудки. Зажмурилась.
'Все правильно, - заговорил, молчавший до этого Зверь. - Ты все делаешь правильно. Успокаивайся'.
'Я спокойна'.
'Еще спокойнее. Сейчас, когда Кирилл приедет, ты не должна добить его еще и своими переживаниями'.
'Знаю', - кажется, теперь я была способна лишь на односложные ответы.
Меня знобило. Я подняла руку к волосам и обнаружила, что на мне все еще надета шапка. Я стянула ее нетерпеливым движением и сунула в карман куртки.
Мне хотелось забиться в угол и ждать приезда Кирилла тут, но это было бы неправильно. Если бы я, и вправду, только что обнаружила тело старика, у меня сейчас была бы та самая истерика, которая случилась у меня дома. Поэтому сесть и спокойно ждать - поведение, которое не может не вызвать подозрений.
Я заставила себя вернуться в комнату, взглянула на труп, вздрогнула и отвернулась, позволила глазам наполниться слезами.
- Позвонила? - спросила соседка.
Я кивнула.
- Он выехал.
- Бедный парень, - пробормотала она, звучало искренне, все любили Золотаревского.
В дверь постучали, и я бросилась открывать. Приехала 'скорая', и я тут же проводила их в комнату.
Молодой врач так же, как и я несколько минут назад, проверил пульс и покачал головой. Потом посмотрел на таблетки и бокал.
- Стакан коньяка и десять таблеток этой дряни, - он кивнул на баночку, - уже смертельная доза, и лошадь свалит.
Я отошла в сторону, спрятавшись за спиной соседки, и старалась не отсвечивать. Мозговая деятельность постепенно приходила в норму, словно выплывая из густого тумана.
Приехала полиция, вошли трое в штатском. Последний в руках нес чемоданчик.
Я сглотнула с облегчением, в глубине души я боялась, что приедет Дима Мартынов. Конечно, это был глупый страх, он же не единственный полицейский в этом городе. Но все же не хотелось попадаться ему на глаза, тем более с третьим уже по счету трупом.
Полицейские прошли в комнату. Последний бесцеремонно положил свой чемоданчик на кровать возле ног Золотаревского, достал из него резиновые перчатки и тут же отправился снимать отпечатки пальцев с бокала и банки с таблетками.
- Судя по прикиду, самоубился, - весело сказал самый молодой из прибывших.
Я прикусила язык, хотя мне чертовски хотелось многое высказать этому парню по поводу его веселья. Но нельзя. Не хватало еще привлечь к себе лишнее внимание. Да и мои нравоучения ничего не изменят. Был человек и нет больше человека. Разве ему хуже или лучше от цинизма этого парня? Как мертвому припарка, так, кажется говорится? Вот то-то и оно, мертвому уже все безразлично.
Мужчины разговаривали между собой, один что-то записывал, другой продолжал исследовать помещение, убрал бокал в прозрачный пакет и положил в свой чудо-чемоданчик, стал обходить комнату в поисках подозрительных вещей, которые могли бы стать уликами.
Я отошла к окну и замерла там практически без движения и тайком разглядывала помещение.
Квартира старика была большой, но в то же время без излишеств. В обстановке преобладали светлые тона. Все просто: кровать, тумбочка, комод, тяжелые шторы на окнах, большой мягкий ковер на полу. Я с сожалением смотрела на этот самый бежевый ковер, теперь он был весь истоптан и пропитан грязью. Не знаю, какое мне дело до ковра, но меня этот факт почему-то расстроил. Все было неправильным,
