Все звучало очень логично, когда он успел все сопоставить?
- И, в-четвертых? - подтолкнула я.
Кирилл скривился, будто съел лимон.
- В-четвертых, - его тон стал жестче, - я даже не могу представить, что могло заставить моего отца убить себя, тем более сейчас. И ни записки, ничего. Так не бывает. А раз вместо записки, я нахожу тут тебя, это значит, что он что-то передал тебе. Я прав?
Можно подумать, он сомневался в своей правоте.
- Прав, - призналась я.
- Ты была здесь, когда он это сделал?
О Господи! Я чуть не захлебнулась кофе и вскочила. Да как он мог такое подумать?!
- Думаешь, даже зная его план, я бы стояла и смотрела, как он умирает?! - закричала я, я, которая обещала держать себя в руках, во что бы то ни стало.
Меня просто распирало от возмущения. Если бы только Владимир Петрович сообщил мне о своих планах заранее, да я бы костьми легла, но не позволила ему убить себя. Я бы уговаривала, умоляла, да хоть бы связала, чтобы он не смог причинить себе вред - что угодно, но только не стоять и смотреть.
Кирилл пронзительно посмотрел на меня. Сканируя?
- Прости, - выдохнул он.
Моя грудь вздымалась.
- Да как ты мог такое подумать? - всхлипнула я. - Да я...
Кирилл молча встал и сгреб меня в объятия, я уткнулась носом ему в плечо, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Слишком много эмоций на сегодня. Слишком. А теперь снова еще и он меня успокаивает?
'Тише, - посоветовал Зверь. - Может быть, он нуждается в твоем тепле не меньше, чем ты в его?'
Я крепче обняла Кирилла. Хотелось забрать себе всю его боль.
- Прости, - повторил он.
- Не извиняйся, - пробормотала я, получилось глухо, слова уходили ему в плечо, но я все еще прижималась к нему, - это я виновата, не объяснила толком, и ты начал строить версии.
- Тогда расскажи.
Я не знала, с чего начать, как рассказать все спокойно и по порядку, не сбиваясь и не отвлекаясь на собственные эмоции и переживания.
Мы так и стояли посреди кухни, а я пыталась пересказать все, что мне известно, иногда вздрагивая и прерываясь, чтобы набрать в легкие побольше воздуха. Кирилл не перебивал, прижался щекой к моим волосам и молчал. Мы могли бы сесть, снова вернуться к кофе, мой голос стал бы спокойнее, я бы видела его глаза и их реакцию на мои слова, но мне казалось, что если я отодвинусь от него хотя бы на сантиметр, мой рассказ вообще оборвется и мысли смешаются. Кирилл тоже не выражал желания переместиться или поменять позу, просто обнимал меня и слушал.
Я рассказала о курьере, письме, ключах в конверте. Приложила максимальные усилия, на которые была способна, чтобы вспомнить содержание письма, как можно более подробно. Потом рассказала, как пришла сюда, как импровизировала, вытащив на лестничную площадку соседку. Умолчала только о своей истерике возле подъезда, сказала только, что Зверь привел меня в порядок по дороге сюда, чтобы никто ни о чем не догадался, остальное Кирилл мог додумать сам.
- Значит, пожертвовал собой ради нас, - горько произнес Кирилл, когда я выдохлась и замолчала. - К черту это благородство...
Теперь он отстранил меня и сел, выпил уже остывший кофе залпом, будто спирт.
- Ты подозреваешь кого-нибудь? - спросила я, тоже возвращаясь на свое место.
Он помедлил, потом покачал головой.
- Даже представить не могу, кто может быть эта сволочь.
- Вот поэтому старик и попросил меня разыграть этот спектакль, чтобы никто не догадался, что нам что-то известно.
- Всегда впереди всех на два шага, - пробормотал Кирилл, поморщился и исправился: - Был на два шага впереди.
Только сейчас я поняла, что все еще в куртке, я совсем забыла о ней, не чувствовала ни жара, ни холода. Расстегнула замок, достала конверт.
- Это он просил передать тебе.
Кирилл протянул руку, взял конверт и потом еще несколько секунд просто держал его в руках, затем решился, оторвал край и вытащил письмо.
Я тактично молчала, пока он читал, только следила за его лицом, он то хмурился, то грустно улыбался, но не произносил ни слова.
Наконец, он закончил, положил листок на стол и закрыл глаза.
- Что там? - решилась спросить я, когда поняла, что он не собирается ничего говорить.
Кирилл подтолкнул ко мне письмо:
- Читай.
Мне было приятно его доверие, но меня еще в детстве приучили никогда не читать чужую корреспонденцию.
- Краткого содержания мне будет достаточно, - я покачала головой и снова подвинула к нему листок.
- Помимо лирики, там сказано, где находится его завещание, что все его имущество переходит ко мне, и я вправе распоряжаться им так, как мне заблагорассудится. Еще подробности по финансам, список счетов и банков, куда он вкладывал свои деньги. А еще, - его взгляд стал жестким, - а еще он просит не переставать проводить собрания и веси себя, как ни в чем не бывало, пока мы не выясним, кто предатель. 'Как поступить потом, только твой выбор, - процитировал он. - Если сочтешь нужным, ты можешь распустить наш маленький совет, а можешь продолжать все так, как было при мне'...
- Он очень тебя любил, - прошептала я.
- И я его, - Кирилл отвернулся, пряча боль в глазах. - И я чувствовал, что с ним что-то не так, чувствовал, что он будто прощается, но решил все выяснить завтра. Только завтра для него не наступит.
- Я думаю, последнее, чего бы Владимир Петрович хотел, это чтобы ты винил себя, - высказалась я.
- Я знаю, - голос Кирилла был лишен красок. - Он всегда утверждал, что я слишком многое на себя взваливаю. Он хотел, чтобы я был счастлив.
- Ты самое дорогое, что было у него в жизни.
Кирилл невесело усмехнулся.
- Знаешь, когда-то я ненавидел его, за отнятое детство, за рано взваленную ответственность, за высокие требования, за то, что, когда я был подростком, он ломал мой характер под свой вымышленный идеал, который он пытался создать всю свою жизнь, - я слушала, и не решалась даже вздохнуть. - А когда я вырос, я понял, что он единственный человек в этом мире, которому было до меня дело. Он создал меня, не переделал, как мне казалось в бунтарском возрасте, а создал, создал из ничего. Все, что есть во мне, взращено им. И он был мне больше, чем отец, во мне нет его крови, но во мне часть его огромной души. И очень странно осознавать, что его больше нет, нет великого человека, который все знает наперед, который всегда даст совет. А еще тяжелее осознать, что он умер, чтобы жили мы.
Кирилл всегда был сильным, впервые он показывал мне свою слабость, но мы оба прекрасно знали, что пройдет пара минут, он встряхнется, и все снова встанет на свои места.
- Владимир Петрович верил, что мы со всем справимся, - сказал я, чтобы хоть как-то его подбодрить.
Кирилл хмыкнул.
- Ну, теперь мы втройне обязаны выжить, чтобы не обмануть его ожидания.
- Все будет хорошо, - не знаю, откуда взялась уверенность в моем голосе, но в это мгновение я искренне в это верила.
