Поскольку никто не ответил, Бреслин буркнул:
— Мистер Хегедуш.
Теперь Хегедуш куда больше напоминал себя самого прежнего, взвинченного и нервного. Он откашлялся и стиснул руку своей милой. Пальцем прошелся по воротнику рубашки и выговорил с натужным весельем:
— Мы же в баре как-никак, а? Можно чуточку виски?
Просьба его заметно обеспокоила Бреслина, однако он со вздохом поднялся, отправился к двери, открыл ее и сказал сидевшей за баром женщине в алом атласном платье:
— Пожалуйста, не могли бы вы дать нам бутылку вина?
Хегедуш за спиной Бреслина выкрикнул:
— Хотелось бы бурбон, можно?
Бреслин обернулся и впился взглядом в лицо Арпада.
— Бурбон?
— Да. Мисс Кэйхилл всегда…
Бреслин покачал головой и сказал женщине в алом:
— Бутылку бурбона. — Затем рассмеялся и добавил: — И еще немного виски и джина. — Закрыв дверь, он обернулся к Кэйхилл: — Пусть никто никогда не говорит, что Джо Бреслин не потчевал перебежчика так же щедро, как и Коллетт Кэйхилл.
— Классный выход, Джо, ты великий мастер сцены, — сказала Коллетт. Взглянув на Золтана Рети, она спросила: — А вы тоже перебежали, мистер Рети?
Рети отрицательно покачал головой.
— А вы были?.. — Прежде чем продолжить, она вопросительно посмотрела на Бреслина. По его ничего не выражавшему лицу поняла, что можно идти дальше. — Вы были вовлечены в наши дела, мистер Рети, через Барри Мэйер?
— Да.
— Вы были контактом Барри здесь, в Будапеште?
— Да.
— Вам она вручала то, что доставляла для нас?
Он улыбнулся.
— Это проходило чуточку сложнее, мисс Кэйхилл.
В дверь постучали. Бреслин открыл, и блондинка в алом внесла поднос с напитками, ведерко со льдом и стаканы. После того как она расставила все это на столе и ушла, Коллетт вскинула голову и прислушалась к звукам рояля и смеху посетителей за стеной. Так ли безопасно это место для разговора, который им предстоял? Ей стало почти стыдно даже за закравшееся сомнение: Бреслин известен как самый осторожный из сотрудников разведки в будапештском посольстве.
— Видимо, этот разговор лучше повести мне, — сказал Бреслин.
Кэйхилл на мгновение опешила, но спорить не стала:
— Само собой.
Бреслин, указывая пальцем через стол на Золтана Рети, произнес:
— Начнем с вас.
И Хегедушу:
— Надеюсь, не возражаете?
Хегедуш, увлеченный наполнением высокого стакана бурбоном, быстро-быстро замотал головой:
— Разумеется, нет.
— Мистер Рети, — продолжил Бреслин, — мисс Кэйхилл улетала в Соединенные Штаты, где пыталась выяснить, что произошло с Барри Мэйер. Не знаю, известно ли вам, но они были закадычными подругами.
— Да, это мне известно, — сказал Рети.
— Тогда вам известно, что мы никогда не верили, будто Барри Мэйер умерла естественной смертью.
Рети фыркнул:
— Ее убили. Только дурак мог подумать другое.
— Вот именно, — подхватил Бреслин. — Одна из трудностей, с которой мы столкнулись, состояла в том, чтобы уяснить, что могла везти Барри такого важного, из-за чего ее убили. Говоря откровенно, до того, как все произошло, мы даже не знали о ее последней поездке в Будапешт. Из Вашингтона мы ничего не ждали. Однако вы явно знали о ее приезде.
Рети кивнул, и его кустистые брови опустились едва ли не ниже глаз.
— Но ведь, — заговорила Кэйхилл, — вас, мистер Рети, здесь не было. Вы были в Лондоне.
— Да, я был послан туда Всевенгерским худсоветом для участия в международной писательской конференции.
— Барри знала, что вас здесь не будет и что вы ее не встретите? — спросила Кэйхилл.
— Нет, у меня не было времени связаться с ней. Я был лишен доступа к любому средству, по которому мог бы выйти с нею на связь до ее отлета из Соединенных Штатов.
— Почему? — Кэйхилл поняла, что перехватила у Бреслина управление ходом встречи. Она бросила быстрый взгляд, проверяя, не сердится ли он. Выражение лица Джо убедило: он не сердится.
— Я, — Рети пожал плечами, — могу только предполагать, что им… правительству стало известно, что мы с нею не просто литагент и писатель.
Кэйхилл вникла в смысл сказанного им, потом спросила:
— И они ничего больше с вами не сделали, кроме как лишили возможности сообщить Барри, что вы ее не встретите? Они знали, что вы замешаны в какой-то деятельности вместе с нами, и всего-то не дали вам позвонить ей?
Рети улыбнулся, обнажив широко посаженные зубы.
— В этом нет ничего удивительного, мисс Кэйхилл, — сказал он. — Русские… и наше правительство… не так глупы, чтобы наказывать таких, как я. Это не слишком хорошо выглядело бы перед всем миром, понимаете?
В его объяснении Кэйхилл видела смысл и все же спросила:
— Тем не менее, если бы Барри все-таки прилетела, то, не найдя вас, что бы она сделала с тем, что везла с собой? Кому бы вручила это?
— На этот раз, мисс Кэйхилл, Барри не должна была ничего мне вручать.
— Не должна?
— Нет.
— Что же тогда она должна была сделать?
— Должна была рассказать мне кое-что.
— Рассказать?
— Да. На этот раз то, что она везла, было у нее в голове.
— В ее мозге, вы хотели сказать.
— Да-да, в ее мозге.
В комнатушке было жарко и душно, и все же у Коллетт мороз пробежал по коже, заставив ее поежиться и обхватить себя руками. Неужели все оказывалось правдой: Джейсон Толкер, теории Эстабрукса о применении гипноза для создания идеального курьера, программы вроде «Синей птицы» или «МК- УЛЬТРА», якобы давным-давно отправленные в утиль, а на самом деле по сей день целые и невредимые, — все, о чем рассказал ей Эрик Эдвардс. Все до капельки?
Она перевела взгляд на Бреслина:
— Джо, ты знаешь, что? Барри должна была сообщить мистеру Рети?
Бреслин, только-только раскуривший трубку, выбрался из клуба дыма и бросил:
— Полагаю, да.
Кэйхилл не ожидала утвердительного ответа. Бреслин обратился к Хегедушу:
— Видимо, пришел ваш черед вступить в беседу.
Венгерский психиатр посмотрел на Магду Лукач, ополоснул горло глотком бурбона и сказал:
