– Я запомнил не много, но казалось, будто на земле воцарился ад… а потом все провалилось в пустоту. Я не помню ничего из того, что было после. Когда я снова пришел в себя, выяснилось, что я потерял память. Я не знал ни кто я, ни что со мной произошло. Шанталь была там, она сказала, что я ее муж, у меня не было причин не верить ей. – Он повернулся к Элизабет, беспомощно разведя руками. – Почему я должен был сомневаться в ее словах? Я не помнил ее, но в ней было что‑то знакомое, и я чувствовал, что видел ее раньше. В течение нескольких месяцев я был абсолютно неподвижен, весь в бинтах с головы до ног. Она ни на час не оставляла меня. Когда бы я ни открыл глаза, она всегда была рядом. Именно она пыталась воскресить мою память, рассказывая все обо мне – то есть об Иве… о его детстве, семье, работе, о замке. Моя память была точно пустая кассета. И она записывала на нее воспоминания, которые мне не принадлежали, но она не знала, что я не Ив. Видишь ли, я не мог говорить, у меня было сожжено горло. К тому же все, что Шанталь видела, это лишь пара глаз.
– Но… ее собственный муж? Я хочу сказать… глаза ведь первое, что мы замечаем в людях.
– Она клянется, что долго ни о чем не подозревала.
– Но в конце концов она догадалась? – Элизабет, нахмурив брови, смотрела на него. Шанталь провела с ним много месяцев, она не могла не догадываться. Она, должно быть, давно поняла, что это ее муж погиб.
– Она говорит, что осознание этого пришло к ней постепенно, так же как и ко мне, – некоторые вещи казались ей странными: то, как я двигался, говорил. Но только когда я вернулся из больницы в замок, она окончательно убедилась, что я не Ив.
– Бедная Шанталь, – медленно проговорила Элизабет. – Она, должно быть, чувствовала себя ужасно. – Элизабет испытывала смятение, она боялась поверить в то, что подсознательно чувствовала с самой первой минуты их встречи, ей казалось, что она сходит с ума. Шанталь, должно быть, тоже прошла через это, но она все держала в себе, ничего не говоря ему.
Почему? Почему она молчала все это время? Боялась потерять замок? Что случится теперь со всем, что принадлежало Иву? Должно быть, юридически это дело окончательно не прояснится, пока не будет доказано, что умер не Дэмиан, а Ив, но Шанталь, как вдова Ива, наверняка унаследует замок.
– Почему она не рассказала тебе правду? – спросила Элизабет, и он вздохнул, пожав плечами.
– Я не могу ответить на этот вопрос. Ему и не нужно было отвечать – Элизабет сама начала догадываться. Шанталь несколько месяцев навещала его, говорила с ним в ожидании, что он выйдет из больницы и они снова вернутся к прежней счастливой жизни. Совершенно очевидно, он стал ей необходим, стал смыслом ее жизни, и, если бы она потеряла и его, у нее остался бы только огромный пустой замок и одинокая жизнь впереди. Может быть даже, к тому времени, когда она осознала, что он не ее муж, она в какой‑то мере была влюблена в него. Любая женщина, которая так долго ухаживает за больным, не может не привязаться к нему, и, когда он вернулся домой, она, сама того не сознавая, перенесла любовь, которую испытывала к Иву, на него.
Она демонстрировала Элизабет при каждой встрече неприкрытую ненависть, даже пыталась задавить ее. Шанталь боялась, что появление Элизабет может вернуть Дэмиану память. Неудивительно, что она так яростно пыталась заставить Элизабет уехать обратно в Англию. Ложь могла раскрыться в любое время, и Шанталь постоянно была на грани отчаяния.
Элизабет подняла глаза и слегка вздрогнула, увидев перед собой не Дэмиана, а Ива – она уже думала о нем как о Дэмиане.
– Но твое лицо… как… Он поднял руку к лицу, досадливо морщась.
– Когда мы разбились, я был страшно искалечен. Понимаешь, создавая вновь мое лицо, хирург работал по фотографиям, которыми его снабдила Шанталь. Мы с Ивом были немного похожи, если хирург и заметил какие‑то странности, то ничего не сказал об этом. Он просто сделал мне лицо, которое, как ему сказали, было у меня до катастрофы.
– Я никогда не замечала никаких шрамов, – произнесла она, глядя на его лицо.
– Они здесь. – Он опустился на колени рядом с ней и, взяв ее руку, поднес к своему лицу. – Парень, который оперировал меня, был гениальным хирургом. Он так умело спрятал шрамы, что их видно только с очень близкого расстояния. Он остался очень доволен собой, после того как сняли бинты; он ходил вокруг моей кровати с целой армией студентов и хвастался творением рук своих. Ты их почувствуешь, если узнаешь, где они. – Он взял ее руку. – Вот здесь, чувствуешь?
Ее пальцы заскользили по его лицу, и она почувствовала шрамы, о которых он говорил. Теперь понятно, почему его лицо казалось ей странной безжизненной маской.
– Они буквально собрали меня по кусочкам. Нос был сломан, скулы всмятку – сплошное месиво. Бог знает, как им удалось вернуть мне человеческий облик.
– Трудно поверить в это, – сказала она, чувствуя на себе его пристальный взгляд. Она посмотрела ему в глаза, и у нее перехватило дыхание. – Когда я услышала, что ты умер, то подумала, что это ошибка, – выдохнула она. – Я была уверена, что, если бы ты умер, я бы это почувствовала. И даже когда приехала сюда, знала, что ты жив. Ты думаешь, это глупости?
– Нет, – ответил он. Его черные глаза были полны огня. Она не могла оторваться от них.
– Но поскольку все были так уверены в твоей гибели, я начала твердить себе, что глупо убегать от реальности. Я запуталась и уже ничего не могла понять. Каждый раз, видя тебя, я испытывала страх и смятение. То ты был одним человеком, то совершенно другим. Я стала думать, что ты намеренно пытаешься свести меня с ума.
– Здорово заставил тебя помучиться?
– Да уж! – призналась она с улыбкой – все это уже не имело значения.
– Шанталь рассказала мне о тебе только после того, как ты приехала сюда, – сказал Дэмиан, глядя на нее. – Она мало говорила до этого и обо мне. Я знал, что в машине был еще кто‑то и он погиб, но, только когда я встретил тебя, она рискнула сказать мне – и, конечно, солгала, разрисовав тебя исключительно в черных тонах.
– Представляю, что она наговорила обо мне!
– Кое‑что из того, что она сказала, было правдой, – возразил Дэмиан. – Например, что ты бросила меня – ведь это правда?
– Дэмиан, я не хотела оставлять тебя, но твоя ревность пугала меня, ты взрывался без всяких видимых причин. – Она вспомнила свои кошмары, и глаза ее потухли. – Я больше не могла этого выносить, я должна была уйти. Я не хотела причинить тебе боль, хотя самой мне было ужасно тяжело – у меня ведь никогда не было никого, кроме тебя. – Она посмотрела в его темные глаза, неотрывно глядящие на нее, и тихо произнесла:
– Мне ужасно не хватало тебя, а узнав о твоей смерти, я и сама хотела
