— Ничего продавать я не собираюсь, — смеясь, ответил он.
Своим ботинком Сальваторе ударил его по ноге — больно.
От удивления Рудольфе замер на месте с отвисшей нижней челюстью.
Сальваторе засмеялся и сунул ему в живот свой огромный кулак — больно.
— Шутка. Ты ведь не возражаешь, а? Пьяный Рудольфе возражал.
— Прекрати это! — начал он.
Сальваторе с силой ударил Рудольфе в пах чем-то, что показалось ему куском стального рельса. Согнувшись пополам, Кроун застонал, хватая ртом воздух.
— Значит, продаешь, да? — ласково спросил Сальваторе.
Рудольфе отказывался поверить мысли, что все это происходит именно с ним. Он достаточно натерпелся тогда, когда к нему домой с угрозами заявилась эта Лаки Сантанджело. Однако теперешняя ситуация просто не умещалась в его сознании. Они стояли перед входом в его отель. И никто из окружавших людей, казалось, не замечал ничего особенного в том, что творилось у них на глазах. При свете дня, Господи!
Пьетро схватил его за одну руку, в другую стальной хваткой вцепился Сальваторе. Приятели Рудольфе рассаживались по машинам, женщины о чем-то болтали.
— Что, черт побери, происходит? — кривясь от боли, выдохнул он.
— Ничего особенного, партнер. — Пьетро оскалил в усмешке желтые от никотина зубы. — Просто мы сейчас совершим небольшую прогулку и оформим нашу сделку. Ты ничего не проиграешь — мы вернем тебе твою долю сполна.
— Но я не хочу ничего продавать.
— Нет? — бодро переспросил его Пьетро. — Но, может быть, ты еще передумаешь.
— Я не пере…
Железными пальцами Сальваторе сжал его яйца, защищенные лишь тонкой материей брюк.
— Не стоит торопиться с принятием решений, — проговорил он, поворачивая кисть руки то вправо, то влево. — Интересная штука — жизнь. Кто знает, чего тебе захочется завтра?
Когда братья Кассари стали запихивать его в машину, Рудольфе вырубился. Мистер Кроун трус. Конечно, он продаст им свою долю. В конце концов.
Во сне Лаки шевельнулась, протянула в темноту руку, коснувшуюся волосатой груди Марко. Прикосновение разбудило ее, она улыбнулась. Лаки не знала, который сейчас час, да ей и не было до этого никакого дела. Звала она лишь одно — сегодня счастливейший день в ее жизни.
Смочив слюной пальцы, она стала нежно водить ими по его соскам, легонько сдавливая их время от времени.
Марко застонал, и она увидела, как простыня меж его ног начинает вздыматься. Веки его глаз медленно поползли вверх.
— Я люблю тебя, — сказала она. — И хочу, чтобы ты развелся со своей женой.
Боже! Она сказала именно то, чего вовсе не собирались говорить — вот так, запросто.
— Да, — отозвался он. — Конечно. Только тебе придется держаться подальше от других мужчин, иначе я сверну твою прелестную шейку.
Лаки никак не могла решить, шутит он или нет. Неужели она получит все без малейшего труда?
— Ты и вправду разведешься с Хеленой? — осторожно спросила она.
— Выслушай меня, девочка. — Марко сел в постели, лицо его стало серьезным. — Я знал, что буду разводиться с ней через неделю после того, как мы поженились.
— Что? — Она не поверила своим ушам.
— Много лет назад ты убежала от меня, как непослушный ребенок. И вот ты вернулась. А я всегда знал, что придет день, и мы будем вместе — ты и я.
Произнеся эту фразу, Марко понял, что сказал самую настоящую правду.
Глаза Лаки сузились.
— В самом деле?
— В самом деле.
— Тогда почему же ты ничего не сказал мне? Не подал знака? Хоть какого-нибудь?
— Я давал целую кучу знаков. Но ты не хотела и знать обо мне — ты была слишком увлечена поиском талантов. А потом, ты в состоянии представить себе реакцию Джино, если бы я хотя бы посмотрел в твоем направлении?
Она села в постели на колени, нервным движением забросив за спину длинные черные волосы.
— Но-но! Не забывай о своей жене. Что я должна была делать? Не обращать на нее внимания?
— Как этой ночью.
— То есть как и ты.
— Боже мой, Лаки. Сколько времени прошло впустую…
— По твоей вине.
— Я постараюсь нагнать его. Она обняла Марко.
— Мы оба.
Они начали целоваться. Он со смехом оттолкнул ее от себя.
— Мне нужно пописать.
— Неужели? Только я успела подумать, что мне так везет!
— Оставайся здесь. Не трогайся с места. Как будто она собиралась. Ей хотелось ущипнуть себя, чтобы увериться, что это не сон.
Вернувшись из туалета, Марко улегся и строгим, мрачным взглядом впился ей в глаза.
— Я скажу тебе одну вещь, которую, по-моему, ты должна знать. Если тебе просто не терпится потрахаться, то ты ошиблась в выборе. Я ясно выразил свою мысль, не правда ли?
— Да, сэр.
— Я считал, что обязан сказать тебе это.
— Да, сэр!
— Такое почтение мне по душе.
Лаки нырнула под черные шелковые простыни.
— Сейчас я окажу тебе почтение — там, где оно действительно что-то значит'.
Господи, как она его любила. Это был не просто секс, хотя и в нем она никогда раньше не находила такого удовлетворения. Но нет — это было нечто куда большее. Это была поглощавшая ее без остатка забота о нем — о том, что он делает, что ощущает. Он должен был принадлежать ей, а она — ему. Вот как все у них должно быть.
Когда они закончили заниматься любовью, на лице Лаки блуждала рассеянная улыбка.
— Когда мы расскажем об этом людям? Марко потянулся, забросил руки за голову.
— Сначала мне нужно будет развязаться с Хеленой. Между нами далеко не все так просто. Она…
— Дура?
— Нет. И прекрати ругаться. Видишь ли, больше всего ее интересует она сама. Она очень красива и… скучна, по-моему. Мне нужно будет купить ей дом в Лос-Анджелесе или Нью-Йорке, где захочет. На это уйдет месяц-другой.
Лаки встревожилась.
— Месяц-другой? Я не смогу так долго ждать! Марко засмеялся.
— Ну тогда я сегодня же вылечу в Лос-Анджелес и сообщу ей обо всем. Это тебя устраивает?
— Меня устраиваешь ты. Господи! Ты устраиваешь меня так, как никто другой!
Прошел еще час, прежде чем он поднялся с постели и принялся одеваться. Они болтали, хихикали, смеялись, походя со стороны на пару сумасшедших.
— Не могу в это поверить. — Марко покачал головой. — Я знал, что так и будет, но я не знал, что будет именно так.
— А скажи мне — как так? — с интересом спросила Лаки.
— Как… О Боже, я не знаю! Мне сорок пять лет, и у меня такое чувство, что я только сейчас нашел нечто… Да в твоем присутствии я ощущаю себя кретином'.
Она бросилась целовать его, будоража, щекоча своим язычком. Наконец Марко мягко отстранил ее,
