ненавистью на ненависть, добротой на доброту. Это путь к рабству. Тобой может овладеть всякий.
Шанталь вернулась в гостиную с двумя виски. Мы оба несколько успокоились. Я обратил внимание, что на ней черное вечернее платье простого покроя, жемчужное колье и жемчужные сережки. Левая часть лица припухла, на щеке был заметен след удара.
— Он никогда себя так не вел, — сказала она.
— Я предупреждал его, чтобы он не перебрал кокаина, но он не послушался.
— Он изрядно выпил перед вашим приходом. Должно быть, одно наложилось на другое. Приношу извинения.
— Это я приношу извинения, ведь, несмотря на пистолет, я в принципе не считал возможным застрелить его за то, что он ударил вас.
— Бог мой, ну конечно же.
— Вы и в самом деле намерены разорвать с ним союз?
— Да. Я должна.
— Я не могу понять, почему вообще мог возникнуть подобный союз.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, что вы — Шанталь д'Оберон, а он — мусор.
Она подняла голову и улыбнулась.
— Я, например, не могу понять, каким образом вы познакомились с таким мусором, как Крюгер или я. Почему вы занимаетесь этим делом?
— Вы считаете, что я подставной?
— А разве нет?
— Вовсе не в том смысле, какой вы вкладываете. А вот что касается вас… Такая женщина, как вы, из старинного рода — и вдруг причастна к этому грязному бизнесу.
Она засмеялась, наклонилась и погладила меня по руке.
— Старинные именитые семьи были варварами, мой дорогой. Как и мы.
Глава двадцать седьмая
За ужином мы ели салат, телятину и пили красное вино. Все было очень вкусно, но ел я с трудом: вспоминался другой ужин — с отравленной рыбой. На десерт были яблоки и отлично выдержанный сыр камамбер, белое вино сотерн, после чего Шанталь налила в маленькие рюмки коньяк «Реми Мартен». Она явно пыталась ублажить меня, и это само по себе вызывало немалые подозрения. Я был уже достаточно пьян, как, впрочем, и Шанталь, поскольку она пила то же самое и столько же.
Мы вышли в гостиную. Из стереоколонок звучала музыка Шопена. Огонь в камине горел все так же весело и жарко.
Я сказал:
— Я вижу, у вас шахматы.
— Да. Вы играете?
— Я научился этому в тюрьме. Хороший способ убивать время.
— Я начинающая. Взяла несколько уроков у друга прошлым летом. Я знаю, как ходят фигуры, имею самое общее представление о стратегии — вот и все.
— Давайте сыграем.
— Но я и в самом деле плохо играю.
— Ну-ну, не скромничайте.
Я намеренно играл плохо; она намеренно играла глупо и позволила мне выиграть.
Она направилась в бар, налила еще по рюмке коньяку, вернулась, и мы сели рядом на диване напротив камина. Я ощущал ее тепло, жасминный запах духов. Поленья в камине внезапно выстрелили, и кверху поднялся сноп икр.
— Я слышала большую часть вашего разговора с Майком, — сказала она. — Я уполномочила его обсудить дело с вами, но, конечно же, не могла предположить, что он будет настолько безобразно агрессивным.
— Понимаю, — сказал я.
— Майкл работает на меня. Точнее, он привык работать на меня. Вы ведь понимаете — я женщина, и мне не обойтись без такого мужчины, как Майкл Крюгер, в этом жестоком бизнесе. Мне требовалась его сила, хитрость и жестокость. Его нелепая ревность совершенно неуместна. Он зашел слишком далеко. Он повредил моей репутации и теперь еще пытается вмешиваться в мои дела.
— С вашей стороны было мудро дать ему от ворот поворот. Хотя это и непростая вещь.
— Вы могли бы мне помочь.
Я откусил кончик сигары, попробовал табак на вкус и покачал головой.
— Нет. Это ваша проблема.
— Но ваша проблема — сделать так, чтобы мы вместе закрутили дело.
— Но у нас нет никакого дела.
— Мне нужен кто-то. Мужчина.
— Я ни на кого не работаю, Шанталь.
— Я имею в виду партнерство. Полноценное, равноправное партнерство.
— С какой целью? Мне ничего не надо.
— Надо. Деньги, много денег. У вас есть превосходный товар. У меня есть система сбыта — и здесь, и в других местах, надежная клиентура. Послушайте, Митч, если вы пойдете на сотрудничество, я обещаю вам полтора миллиона долларов через два месяца.
— Я не амбициозный. У меня есть товар. Вы либо его покупаете, либо нет. Мне ни к чему всякие осложнения.
— Неужто полмиллиона долларов не стоят некоторых осложнений?
— Нет, не стоят. Это означает, что нужно убить Крюгера. Применить силу здесь, силу там… Нанять головорезов. Может быть, убить кого-то еще. Опасаться всего и вся… Подвергаться шантажу… Нет уж, увольте, мне этого не надо.
— Вы меня удивляете, — сказала Шанталь. — Когда я увидела, как вы повели себя в этот вечер с Майком — с такой выдержкой и твердостью, я подумала, что вот он наконец, смелый мужчина, к тому же не вульгарный и весьма умный!
Я улыбнулся.
— Вы не оправдали моих ожиданий.
— Послушайте, Шанталь… Если вы не в состоянии сейчас добыть деньги, то так и скажите, не напускайте тумана и не уговаривайте меня возиться с вами два месяца. Не ждите, что я стану убивать ваших друзей. И, наконец, не думайте, что я буду доверять вам. Я не какой-нибудь зеленый юнец, который берет деньги треста, едет в Южную Америку и возвращается с порошком. Я занимаюсь этим делом много лет и пока что в добром здравии. Это должно сказать вам кое о чем.
— Хорошо. Вы продадите мне четыре кило сейчас, а два остальных — в феврале?
— Нет, я хочу разгрузиться сейчас. Я рассчитывал сделать это быстро в вашем городе. Я выпустил значительную часть дорогого снега, чтобы добраться до верхов. И вот я, очевидно, на самом верху, а этот верх не может себе позволить напрямую заключить даже маленькую деловую сделку. Я начинаю думать, что вы занимаетесь торговлей любительски. Богатые люди от скуки иногда позволяют себе острые ощущения.
— Каким образом я смогу удостовериться, что у вас действительно шесть кило?
Я ткнул сигару в пепельницу. Поднялся на ноги.
— Послушайте. Я ухожу. Вижу, что вы привыкли иметь дело с ребятами, у которых маленький бриллиант в мочке одного уха… А обед был вкусный, благодарю.
