деревянной миске. Обе девушки вскинули головы и одновременно посмотрели на цыгана. Эльф — сердито, Златовласка — смущенно.
— Не лично тебе. Еще Жозеф есть, — напомнила Таисия и метнула на Мишель суровый взгляд, словно намекая, что именно она должна защищать права своего возлюбленного. — Он скоро спустится. Правда, Мишель? — последнюю фразу хрупкая брюнетка выделила интонацией.
Мишель, встрепенувшись, торопливо ответила:
— Да, он скоро спустится.
Назар равнодушно пожал плечами и тотчас перевел разговор на другую тему. Обернувшись к Таисии, он цепко ее осмотрел и насмешливо поинтересовался:
— Ну что, красотка? Как прошла первая безбрачная ночь?
Таисия сощурилась. Отставив в сторону графин с соком, она холодно произнесла:
— Плохо. Но я надеюсь, у тебя хватит ума не предлагать мне приятный способ отвлечься.
— Я еще ничего не предлагал, — уже не так воодушевленно возразил цыган. — Я вообще старушек не особо жалую…
Договорить он не успел — мимо его головы стремительно пронеслась стеклянная тарелка и, ударившись о противоположную стену, со звоном разлетелась на искристые осколки.
Воцарилась оглушительная тишина.
— О господи… — раздался хриплый шепот Мишель. — Боже, боже…
Назар, нервно сглотнув, искоса посмотрел на сияющие останки тарелки, после чего обернулся к Таисии. Эльф раскраснелась, грудь ее тяжело вздымалась, а глаза пылали безумным огнем.
— Что тут происходит? — нарушил тяжелое молчание Жозеф.
Он, как и всегда, появился неожиданно и бесшумно, и его спокойный, хотя и слегка удивленный, голос снизил градус физически ощутимого напряжения.
Высокий, стройный, в светлой сорочке и багрово-черных брюках, с собранными в скромный узел вьющимися волосами, Жозеф казался воплощением утонченной элегантности и, пожалуй, аристократизма. Он единственный в доме умел правильно носить одежду в средневековом стиле и выглядел в этих изысканных нарядах настоящим денди (в отличие от Влада, Кости и, тем более, Назара, который обожал избыточную роскошь).
— Тебя тут не хватало… — пробормотал Назар, устраиваясь за столом и с опаской косясь на Таисию. — А ты темпераментная. Знаешь, я понимаю Влада…
Темные выразительные брови Таисии сошлись над переносицей:
— Здесь еще много посуды. Так что заткнись, будь добр, — и она, сердито плюхнувшись на ближайший стул, придвинула к себе пустую тарелку и принялась беспорядочно наваливать на нее еду из всех блюд подряд, сооружая некое неприглядное ассорти.
Мишель с изумлением следила за ее манипуляциями:
— Ты так голодна?
Таисия не ответила.
— Что с тобой? — снова заговорил Назар, принимаясь за гренки. — Нападаешь с самого утра… на тебя не похоже.
Пару мгновений эльф явно боролась с собой. Потом, сдавшись, отпихнула уже до краев наполненную миску, в которой перемешались яичница, овощное рагу и картофельное пюре, и хмуро пояснила:
— У меня дурное предчувствие.
— Да ладно! — презрительно протянул цыган, сразу расслабившись. — Подумаешь, предчувствие! Ты просто расстроена из-за Влада.
— Я не человек, — напомнила Таисия. — И это — не просто предчувствие. Это что-то другое. Я не знаю. И… мне страшно.
Мишель тревожно переглянулась с Назаром. Взгляд цыгана ей не понравился: слишком оценивающий… слишком… одобрительный… неправильный взгляд… Судорожно вздохнув, девушка сжала руку Жозефа под столом.
Она не знала, что в этот самый момент за нею наблюдает еще один свидетель ссоры…
Глава 3. Путешествие
— Что происходит?! — Костя непонимающе всматривался в глухую темноту. — Кто вы?!
— Заткнись! — последовал резкий ответ.
— Что значит, заткнись?! — возмутился парень. — Эй! Больно!
Он ощутил, как ему скручивают руки за спиной, и, не сдержавшись, вслух застонал от боли и унижения. Веревка до крови впилась ему в запястья, и Костя закряхтел, силясь высвободиться. Его тщетные потуги прервал увесистый удар в челюсть одного из незнакомцев.
— Да что происходит?! — заорал взбешенный Костя. — И где Влад?!
…
— Я тут, тут… — зашептал ему кто-то на ухо и потряс за плечо.
Костя, вздрогнув, проснулся. Где он?
— Ты на корабле, — удивленно отозвался Влад.
Костя попытался сесть и в результате едва не вывалился из резко качнувшегося гамака.
— Мне снился кошмар… — хрипло сказал юноша, снова укладываясь и обессилено закрывая глаза. — Вернее, не совсем кошмар. Мне вспомнилось, как меня схватили в этом лесу…
— Ты стонал и звал меня… вернее, спрашивал, где я… — виновато проговорил Влад. Ему казалось, он подслушал чужой разговор или прочел предназначенное для другого человека письмо. — Я решил разбудить тебя, пока это не сделал Армен…
Костя усмехнулся:
— Спасибо, что разбудил… я… я не хочу ничего вспоминать.
Влад закусил губу.
— Ты уж прости, — внезапно произнес он, удивляясь собственным словам. — Я… наверное, действительно не стоило затевать весь этот поход. Я думал, что уже нет особой опасности. Тем более с Хуаном.
Изумленный Костя открыл глаза и сощурился, вглядываясь в ночной мрак. Лицо Влада представало неясным и расплывчатым белесым пятном.
— Ты извиняешься? — недоверчиво уточнил Костя.
Влад судорожно вздохнул и отвернулся.
— Да. Я… я уже не знаю, в чем виноват, а в чем прав. Я устал. Но я четко знаю одно… — он замолчал, тяжело дыша и не решаясь продолжить. Он не умел говорить о своих чувствах. Костя выжидающе смотрел на него, и Влад, сглотнув, неловко завершил: — Я знаю, что в этом диком мире у меня есть только два близких человека: ты и Тая. Я не хочу потерять ни одного из вас.
Костя покраснел и, славя темноту за наброшенное “покрывало невидимости”, натужно рассмеялся:
— Боюсь, Таю я тебе не заменю… даже не настаивай…
— Идиот! — добродушно фыркнул Влад. — Ты же понимаешь, что я имею в виду.
— Конечно, — посерьезнел Костя. — Остается надеяться, что ни ты, ни я не умрем в ближайшее время.
Влада невольно бросило в дрожь. Он торопливо отогнал некстати вспыхнувшие воспоминания о птице с черно-серебряным оперением и глазами Таисии и сердито сказал:
— Не шути на эту тему! Ты не знаешь, что такое смерть близкого человека, а я знаю. Второго такого случая я не переживу.
— Переживешь, — невесело возразил Костя. — Это тебя, может, сломает… но ты переживешь.
Они говорили вполголоса, опасаясь не столько непрошеных свидетелей беседы, сколько неудовольствия Армена. Хотя, стоило признать, этот громила был страшным скорее на словах, чем на деле.