— А зачем вы мне это говорите? — пролепетала я.
— Я не хочу, чтобы вы мучились. Игнат мальчик легкомысленный, понравится ему девушка, он ей с три короба наобещает, обнадежит, а потом… А тут Стэлла! Знаете, старая любовь не ржавеет…
— Постойте, а вам-то откуда все это известно? Неужто Игнат посвящает вас…
— Нет. Но у меня были добрые отношения со Стэллочкой, и она позвонила мне таким ликующим голосом, что они с Игнатом снова вместе, что он простил ее и она совершенно счастлива…
— И вы решили меня обрадовать?
— Ну что вы, Лерочка, просто я не хочу, чтобы вы питали какие-то иллюзии… Только и всего. Мы же соседи, и теперь нам с вами нечего делить. Я вас огорчила? Но лучше горькая правда… У вас дети, говорят, они за границей сейчас, поезжайте к ним, отвлекитесь и через месяц забудете об Игнате. Мы с ним, кстати, тоже помирились, так что…
Кажется, я никого еще в своей жизни не ненавидела так, как ее. Вот почему такое торжество было у нее на лице!
Она еще что-то говорила, но я ее не слышала. И только когда она поднялась, чтобы уйти, до меня дошли ее слова:
— …и не стоит так убиваться, Лерочка, всякое бывает, когда отношения между мужчиной и женщиной возникают столь скоропалительно. Чувства все-таки нужно проверять… А вы в омут с головой, совсем не зная человека. Игнат хоть и мой сын, но с женщинами бывает ужасно жесток. Я ему сколько раз говорила… Ну, ничего, Лерочка, какие ваши годы! Найдете еще мужчину…
И с этими словами она ушла.
Я тут же набрала номер Игната. Но он по-прежнему был недоступен. Ну, ясно, просто выключил телефон. А что он мне может сказать? Извини, подруга, погорячился? Трепетный трепач! Да нет, просто обычный трепач! А эта баба… Стэлла… Конечно, как модель, вероятно, уже вышла в тираж, а тут гениальный оператор, который мрет от ее красоты… Эстетический шок… Вероятно, он опять испытал этот шок, уже на новом этапе… И какая там Лерка? Там шок, видите ли, был душевный. Но он же эстет, ему по роду деятельности положено… А тут красота всемирного масштаба, где уж нам… Я подошла к зеркалу. Да, тут с эстетикой все обстоит куда скромнее, да что там… вообще смотреть не на что. Бледно-зеленая рожа, белые губы дрожат, глаза жалкие-прежалкие… Вот тебе, Лерочка, и вся любовь… Тебе было хорошо с ним, так известно же, хорошенького понемножку. И тут зазвонил телефон.
— Лерочка? Это Елена Павловна!
— О, Елена Павловна! — чуть не разревелась я.
— Тебе уже Катюша написала? Та к все же хорошо…
— Вы о чем? — вдруг страшно испугалась я.
— Гришеньке сделали операцию, вырезали аппендикс.
— Нет, я ничего не знаю! Как он?
— Все хорошо. Но напугались очень, А теперь… он плачет, зовет маму Леру…
— Я приеду! Я завтра же прилечу!
— Мы сейчас в Вене, и это даже лучше. У тебя ведь есть шенгенская виза?
— Да. Есть. А Гришка в больнице?
— Уже нет. Но везти его пока нельзя. Мы в отеле. Если ты приедешь, я закажу тебе комнату.
— Я сию минуту займусь билетом. А можно мне поговорить с ним?
— Господи, конечно, сейчас дам ему трубку.
— Мама! Мама Лера! Мне операцию сделали, пузо разрезали. Больно! Ничего не разрешают!
— Гришенька, миленький мой, я завтра же к тебе прилечу!
— Мамочка, пожалуйста, прилети! Мне так больно было, я прямо по полу катался, все так напугались, а доктор сказал, что еще немножко и было бы поздно, вот! Но я так по тебе скучаю!
— Все, маленький, я сейчас бегу за билетом!
Господи, какое счастье, что все обошлось, это мне знак — не о мужиках думать, а о детях! Такой прилив энергии я вдруг ощутила, что провернула все в считанные часы. Слава богу, билет на рейс австрийских авиалиний нашелся. Мне сразу стало легче. И следующим моим шагом была покупка новой симки, старую я выбросила, сделав рассылку с новым номером по всем номерам, кроме Игната. Все, с этим покончено! Игнату теперь будет куда легче жить. Мир и дружба с любимой мамой, не обремененная детьми Стэлла, эстетически совершенная… А что за радость в бабе, которая лопает вареники? Для гениального оператора объект недостойный его эстетизма! А завтра я увижу детей, я так по ним соскучилась! Всего хорошего, господин Рахманный!
В Венском аэропорту на шею мне кинулась Катька.
— Мамочка, мамочка, родненькая, как хорошо, что ты приехала! Не волнуйся, с Гришкой все в порядке, мамусечка моя!
— Кать, ты одна, что ли?
— Ага! На такси! Пошли скорее, машина ждет!
— Катька, как я рада! Вот, нет худа без добра… Та к я бы еще долго не выбралась, а тут… Девочка моя, ты так выросла, совсем девушка… А хорошенькая какая!
Катька выглядела изумительно. Загорелая, синеглазая, свежая, прелесть просто.
— А ты, мам, замученная. Та к испугалась?
— Ужасно!
— Мы с бабушкой сперва не хотели тебе сообщать, но Гришка весь изнылся… Мам, ты с ним побудешь, а потом я покажу тебе Вену!
— Вот это да!
Мы сели в ожидавшую нас машину.
— Кать, скажи, а Лощилин правда приезжал?
— Правда.
— И ты… ты его простила?
— Это он тебе сказал?
— Ну да.
— Врет! Я ему сказала «Бог простит»! Тогда он начал про тебя всякие гадости говорить… Ну, я ему тоже кое-что сказала, и мы окончательно поругались.
— Бог с ним, он, по-моему, просто болен.
— Мам, а ты надолго вырвалась?
— Ну, уж на десять дней точно!
— Да? Здорово! Гришку через пять дней уже можно будет перевезти в Швейцарию…
— А у меня же нет швейцарской визы…
— Да ну, дедушка тебе все сделает! Посмотришь, в каком шале мы живем, какая там красота… Но в Марокко у нас просто дворец! Ты обязательно потом поезжай в Марокко… Знаешь, бабушка такая хорошая, и она так нас любит, никакой разницы не делает, и тебя она тоже любит. И дедушка классный! Та к здорово, что они у нас есть… Мам, ты чего плачешь?
— От радости!
В небольшом уютном отеле нас поджидала Елена Павловна. Она сидела в холле и с сияющей улыбкой поднялась мне навстречу.
— Лерочка моя приехала! Ты бледненькая, перепугалась?
— Ну, конечно.
— Катюш, веди маму к Грише, а я приду через пять минут.
Мы поднялись на второй этаж.
— Мама! Мама приехала! — закричал Гришка, едва я открыла дверь. У его кровати в кресле сидел мсье Франсуа. Это был крепкий пожилой мужчина, с красивым и очень смуглым лицом. Видно, марокканский загар въелся в него намертво. Он хорошо говорил по-русски.
— Вот и Лера наша приехала! Я душевно рад вас видеть! Грегуар напугал нас, но сейчас уже все
