– Ты хотел спросить – за что тебе так повезло? – Смех прекратился разом, доктор смотрел на Эрвана проницательно и жёстко. – Да-да, не удивляйся: именно повезло. Помнишь, я говорил о Кромме?
Эрван кивнул: разве такое забудешь? Доктор откашлялся и продолжил:
– Так вот. Кромм любит подбираться к людям через сны – подсказывать, нашёптывать… сначала направлять, потом – управлять. Понимаешь? И я опасался, что встреча со спрутом заставила тебя пережить такой эмоциональный шок, так опустошила, что ты оказался для Кромма лёгкой добычей. И стал одержимым.
Эрван похолодел. Снова – второй раз за день! – вспомнился мёртвый фомор, возглас «Кромм!» и цепкие пальцы на горле. Кромм… Как там Лоэ говорил? «Может быть, мы балансируем на краю пропасти, и любое неверное движение станет для нас роковым. А быть может, мы уже падаем в бездну, но пока не подозреваем об этом…»
Что же это получается? Глубина и бездна, где властвует Кром, – одно и то же? И то, что он, Эрван, принимал за призыв моря – ловушка? И тогда… Что?
Кулаки Эрвана сжались. Он скрипнул зубами.
«И надо бы злиться – вот только не знаю, на кого. Да и не получается толком».
Он угрюмо опустил голову.
– Страх и гнев – плохие советчики, Эрван Гвент. Не надо.
Голос Лоэ был тих и мягок – так врачи разговаривают с тяжёлыми пациентами.
– Ты сейчас раздражён, чувствуешь себя потерянным, обделённым, клянёшь судьбу на чём свет стоит… А меж тем её стоит благодарить!
Доктор перехватил удивлённый взгляд.
– Да-да. Тебе по-настоящему повезло, Эрван Гвент. Я проник тебе в душу – так далеко, как мог себе позволить.
Эрван вздрогнул. Вытянулся во весь рост, чувствуя, как пульсируют жилки на висках и предательски краснеют щеки. Хотел было протестовать, требовать объяснений… но не проронил и слова.
Доктор успокаивающе махнул рукой.
– Я врач. Прежде всего. И обещаю тебе: то, что мне открылось – плохое и хорошее, злое и доброе, порядочное и не очень, – останется здесь.
Он приложил палец ко лбу. Посмотрел на Эрвана – долго, пристально, не мигая. Затем вздохнул и продолжил:
– Я заговорил об этом не для того, чтобы унизить тебя или оскорбить. Я хочу, чтобы ты знал: отметины Кромма на тебе больше нет.
– Вы хотите сказать…
Лоэ сухо кивнул:
– Я уже сказал. Да. Я не знаю, как это произошло, но она исчезла. Уничтожена. Стёрта. Вот так.
Эрван ошалело затряс головой: он незаметно для себя перешагнул порог восприятия – слова Лоэ не укладывалось в голове, хотелось присесть, а ещё лучше лечь, причесать обрывки мыслей, обдумать как следует… Да возможности не было – доктор явно сказал не всё.
Меж тем Лоэ отвернулся. Сложил руки на груди, сумрачно глядя в серое пятно иллюминатора. На лбу проступили глубокие складки морщин. Таким Эрван его не видел никогда: измождённым, старым… и печальным.
– Конечно, догадки есть, – Лоэ тяжело вздохнул. Опустил голову. – Но только догадки. Увы, есть вещи, которые мне не дано понять и эта – одна из них.
Он сгорбился, огонь в глазах угас, плечи устало поникли.
– Всю жизнь я считал, что разуму доступно всё. Я не жалел времени и сил, развивая его; как губка, впитывал новые знания, учился мыслить и рассуждать…
Он горько усмехнулся.
– А сейчас, на склоне лет, когда меняться уже поздно, – судьба подкидывает мне одну загадку за другой. И разум пасует, и сдаётся логика. С каждым новым днем я всё чаще спрашиваю себя – так ли я жил? Тому ли божеству поклонялся? А дней остаётся всё меньше. И ничего уже не изменить. Не исправить.
Эрван потрясённо молчал. Что с доктором? Откуда такая откровенность? И зачем?
Лоэ мягко улыбнулся.
– Отвечу на твой вопрос, хоть ты его и не задал. Я проник в твою душу: взамен открыл свою – по- моему, это справедливо.
– Да, наверно, так… – смущённо выдавил Эрван и умолк.
– Что же касается моих догадок… Полагаю, встреча с этим… как ты его называешь? – побратимом изменила твою сущность так быстро и необратимо, что Кромм потерял тебя из виду. Такое бывает. Редко, но бывает.
– Всё равно не понимаю, – Эрван упрямо выставил подбородок. – Даже если…
– Если, если! – передразнил доктор. – Ты что, до сих пор не сообразил? Фактически ты умер, Гвент: если не целиком, то наполовину.
Эрван молчал. Доктор подошёл вплотную, продолжил холодно и строго:
– Необычного в этом нет: мы умираем каждый миг – и каждый миг рождаемся: исчезают старые привязанности, заблуждения и привычки, склонности и даже черты характера – что в сущности и составляет человека. А взамен появляется новое: так рождение и смерть существуют бок о бок – незаметно для нас, потому что обычно это происходит постепенно, крохотными порциями. А у тебя по-другому: много и сразу. Понятно?
Эрван смущённо потупился: выдерживать пронзительный взгляд Лоэ больше не было сил.
– Честно говоря… Не очень.
Лоэ тяжело вздохнул. Произнёс медленно и терпеливо:
– Любое изменение – смерть. Гибель старого, рождение нового. Ты изменился очень сильно и быстро: старое умерло, а новое не успело родиться, и потому в душе твоей – пустота. Тебе – именно тебе, и никому другому! – предстоит заполнить эту пустоту… Или дать ей распространиться, позволить себя поглотить. То есть – умереть окончательно. Выбор твой.
– Но… Я не умею. И не понимаю. А сегодня вообще соображаю… не очень, – Эрван посмотрел на доктора с мольбой. – Может, вы посоветуете, подскажете – как?
Он замялся и умолк на полуслове, догадываясь, насколько нелепой и смешной казалась просьба.
Но Лоэ не рассмеялся. И не рассердился – лишь вздохнул с сожалением и грустью:
– Эрван… Я врач, а не повивальная бабка. Да и от неё было б мало проку: тут не пуповину резать…
Он поморщился, неловко дёрнул головой – словно воротник камзола вдруг превратился в удавку.
– Никто не поможет. Эта ноша – твоя.
Эрван кивнул. Поджал губы, надеясь, что выглядит решительно и сурово.
– Я понял. Если не всё, то главное. Я свободен?
– Почти. Скоро полдень, капитан ждёт. Но прежде, чем ты уйдёшь, позволь добавить ещё кое-что…
Лоэ положил руку на плечо: Эрван ощутил тепло сильных пальцев сквозь ткань рубахи.
– Я не могу тебе помочь делом, но совет всё-таки дам. Вот он: не думай, не вспоминай, не жалуйся! Не лелей пустоту, не потакай ей – заполни её! Чем угодно – играй в карты, кидай кости, на волынке упражняйся… Иначе умрёшь. По-настоящему. Навсегда.
Эрван пересёк безлюдную кают-компанию, встал перед дверью в капитанские покои. Потянулся было к ручке… и замер: мешала привычная робость.
«Какого черта! Ну чего я боюсь? Что он со мной может сделать – за борт выкинуть? Вряд ли: раз уж Лоэ не стал. Тогда в чём дело?»
Эрван глубоко задумался.
Капитан… Быть может, самый загадочный человек на борту. И человек, от которого напрямую зависит его, Эрвана, судьба. В течение всего рейда Салаун на него в лучшем случае внимания не обращал. Потом, благодаря ночной вахте, между ними вроде бы проскочила искра понимания, капитан что-то хотел сообщить, передать, донести – но что? Эрван уже не помнил: ведь это было до того, как он… стал другим. А теперь? Что испытывает Салаун теперь? Разочарование? Злость? Или раздражение от его, Эрвана,
