Лечо, пожалуй, не меньше других был обеспокоен отсутствием Заурбека Умарова, но, будучи человеком верующим, оправдывал его отсутствие волей Аллаха. И неважно, что с ним сейчас случилось: был ли тот убит сразу или истекал кровью среди деревьев, – Аллах знал, что делать, и если им было определено так, то почему должно было быть иначе? И в данный момент Лечо больше волновала не судьба командира, а странное отсутствие братьев по вере, находившихся в первом, или, как его называл Заурбек, командирском, схроне. Собственно, сам Умаров тоже должен был находиться там, и это обстоятельство беспокоило Лечо больше всего. Поверить в то, что ни один из самых опытных, самых уважаемых моджахедов не осмелился выбраться наружу, было поистине невозможно. Разве что Умаров сам приказал им выждать. Вот только чего ждать, если база окружена, а к русским с минуту на минуту может подтянуться подкрепление? А как же иначе? Ведь поверить в то, что базу решилась атаковать горстка спецов, Гакаев не мог. Да и разведывательные группы русских обычно гораздо многочисленнее. А значит, на базу вышел и ввязался в бой спецовский разведдозор. Всего-то четыре-пять человек, следовательно, у отряда есть хороший шанс отбиться, и если не разгромить русских, то, во всяком случае, уйти от погони и раствориться в бескрайнем чеченском лесу. Шанс есть, пока есть, но к чему тогда медлить? Подумав так, Лечо повернул вправо и пополз в сторону схрона. Надо добраться до Заурбека и все ему объяснить. Вот только разве он сам не понимает всего этого? Тогда на что надеется?
Вадим видел, что на правом фланге дела обстоят далеко не блестяще. Видел, как противник прижал расположившихся там бойцов к земле и начал подбираться к их позициям, но не в силах был предотвратить это продвижение – ни у него, ни у находившегося неподалеку Бочарова просто не было достаточной огневой мощи. Они сами с трудом сдерживали натиск опомнившихся от неожиданности моджахедов. Первый шок у боевиков прошел, и теперь, рассредоточившись, они начали переходить в наступление. Находившийся на хребте Онищенко практически прекратил сопротивление. Если с его стороны и производились выстрелы, то лишь изредка и совершенно не прицельно. Не было больше слышно и выстрелов снайперской винтовки. Но больше всего сейчас майора беспокоило отсутствие «на горизонте» старшего прапорщика Ефимова. А его отсутствие, скорее всего, означало гибель. Вадим понимал, что эта гибель могла напрямую зависеть от преждевременно начатой стрельбы, но казнить самого себя за это было поздно, да, собственно говоря, и не за что, тем более Ефимов прекрасно знал, на что шел. Шанс, что задуманное получится, с самого начала был более чем минимален. Так что теперь активно противостояли противнику только двое: Евгений Бочаров и он – командир роты майор Гордеев.
– Женя, прикрой! – прокричал майор и вскочил на ноги, чтобы в очередной раз поменять позицию. И тут же, поднимая вверх фонтанчики земли, прямо под его ногами обозначились попадания многочисленных пуль. – У-е!
Уже падая за соседнее дерево, Вадим почувствовал, как по его бедру растекается полоска щемящей боли. Но нога вроде бы работала, а отвлекаться на ерундовую царапину было себе дороже. Так что, откатившись чуть в сторону, Гордеев поднял автомат, вычислил залегшую внизу фигуру, прицелился и выстрелил, затем снова перекатился и вновь приник к оружию…
Автоматные выстрелы, приглушенные слоем земли и донесшиеся из-за двери схрона, поставили все на свои места.
– О, дети шайтана! – Лечо едва не взвыл от охватившего его бессилия, когда до его сознания дошел смысл происходящего. Впрочем, надежда оставалась – еще неизвестно, кому предназначалась последняя выпущенная очередь. Может быть, проникшие в схрон русские уже мертвы?
– Доку, – взяв вход в подземное убежище на прицел, окликнул Гакаев находившегося поблизости Доку Абдуллаева, молодого рослого парня, совсем недавно пришедшего в умаровский отряд и еще ничем не успевшего себя проявить. – Приготовь гранаты!
– Сейчас я, сейчас! – засуетился новоявленный моджахед, но Лечо дернул его за руку.
– Сперва выслушай. В схроне русские. – И без того серое лицо Доку стало серым еще больше. – Может, наши справились с ними, может, нет, сейчас приготовишь гранаты. Кстати, они у тебя есть?
– Вот две, – радостно закивал Абдуллаев, показывая две разномастные гранаты, у одной из которых на месте кольца торчал ржавый гвоздик.
– Хорошо. Подползешь к схрону справа, – начал поучать Доку более опытный Лечо, – левой рукой распахнешь дверь, отпрянешь. Понял? – «Все же хорошо, когда есть более молодые, более отчаянные и более глупые, всегда проще рисковать их жизнями, чем своей собственной. Аллах, конечно, велик и с радостью примет своего воина, и ничто не пройдет мимо его воли, но к чему подталкивать Аллаха в его выборе нашего земного пути? Ни к чему», – подумал Гакаев и продолжил наставление: – Отпрянешь и только затем бросишь внутрь гранаты. И не подставляйся. Прижмись в земле, и только рука напротив дыры. Понял?
– Да, да, – почти радостно закивал ошеломленный подобным доверием Доку.
– Я прикрою. И вот еще что: бросаешь гранаты по моей команде. Когда я точно буду знать, что там только русские.
– Да, по команде, – словно китайский болванчик, закивал головой Доку и, повинуясь знаку Лечо, пополз вперед.
Игорь понимал, что долго это продолжаться не может – его либо накроют вражеские гранатометчики, либо расстреляет подкравшийся совсем близко автоматчик. Но ни отбиваться, ни отойти куда-либо на другую позицию он не мог. Нехорошим словом помянув противостоящего противника, Игорь вытащил из разгрузки гранаты и принялся неспешно готовить их для броска, разгибая усики. Когда с этим делом было покончено, он отложил в сторону «эфку» и самую легкую, единственную в комплекте «РГД-5», придвинув их так, чтобы было удобно взять рукой, а одну «Ф-1» сразу же взял в руку. Конечно, рассчитывать на то, что ему удастся добросить гранаты до позиции моджахедов, не приходилось никаким образом, но вот осколки долететь до противника просто обязаны. Разорвавшись на склоне, они должны были разлетаться в разные стороны: и вверх, и вправо, и влево, и вниз, туда, где как раз и находились окучивающие Игоря боевики. Все-таки двести метров, дальность убойного поражения, – это двести метров. И Игорь рассчитывал если не зацепить кого-нибудь осколком, то, во всяком случае, слегка напугать противника, заставить спрятаться и хоть на миг прекратить обстрел. Четвертую гранату Онищенко оставлял на всякий случай. Рассудив подобным образом, Игорь размахнулся и отправил вниз первую из гранат. Выдержав короткую паузу, он швырнул туда же следующую, а вслед за ней и третью, на этот раз «РГД-5». Бросив ее, Игорь подождал второго разрыва и, не дожидаясь третьего, рванул влево по склону. Увидев небольшую канаву, он начал падать – и тут же вслед ему понеслась запоздалая очередь. А Онищенко уже полз, при этом, как ни странно, возвращаясь немного назад, чтобы, осторожно высунувшись из-за небольшого куста, осмотреть местность и только потом пощипать перышки нарывающемуся на грубость неприятелю.
