Кровь помидоров – из бака!.. Медом стекает по скулам ночлег… В ящике, маленький, спи, человек, Спи, заревая собака. ДЕВОЧКА С МАНДАРИНОМ. ВЕЧЕРНИЙ РЫНОК Это крайняя – я – за лимоном стояла!.. Вот глаза ледяные – синее Байкала, Косы из-под платка, что рыбачьи канаты, И все швы на дерюге пальтишка разъяты; Кочерыжка, горбушка, птенец, восьмилетка, – Поднабита людьми рынка ржавая клетка, Все со службы – час пик! – каблуки не источишь, А туда же! – стоишь: мандаринчика хочешь… И распахнуты синие очи иконно На купюры, на смерч голубей заоконных, На торговку златой мандаринной горою, На лица ее булку, на море людское! В кулачонке вспотевшем зажаты копейки… Ты, проталина вешняя, дудка-жалейка, Заплати – и возьми! Тонкокорый, громадный Охряной мандарин – и сожми его жадно, Так зажми в кулаке, чтобы кровь стала капать, Чтобы смог сладкий плод на морозе заплакать – По тебе, истопницына дочь, замухрышка, Сталеварного града сухая коврижка. ТОРГОВКА ШКУРАМИ НА ИРКУТСКОМ РЫНКЕ ЛЮБА А вот лисы, а вот лисы, а вот зайцы-волки!.. Мездру мороз прошивает кованой иголкой, Меха иней зацелует сизыми губами, – Не горжетка то – ослеп ты: пламя это, пламя!.. Звери рыскали по лесу. Дитяток рожали. Целясь, очи потемнели! Локти задрожали!.. …А теперь зверье – гляди-ко! – рухлядь, красотища!.. Закупи – и вспыхнешь павой, а не мышью нищей, Шею закрути лебяжью лисьими хвостами – Пусть мужик твой, жмот и заяц, затрясет перстами, Затрусит на снег монеты из мошны совецкой: Вот он мех колымский, кольский, обский, соловецкий, Вот – куничий да соболий, искристый, богатый, На руках торговки Любы во пурге распятый, – Рвите, рвите, налетайте, по дешевке сбуду Выпивохам да пройдохам, черни, сброду, люду, А не наглым иноземцам с масленым карманом, А родной толпе дремучей, хвойной, дымной, рваной. *** Маленькой нищенке Нижнего Елене Федоровне …моя ненастная паломница по всем столовкам да по хлебным. Моя нетленная покойница – о, в кацавейке велелепной. Моя… с котомкой, что раззявлена – нутром – для птиц: там злато крошек!.. Моя Владычица, раздавлена любовью всех собак и кошек… Живая, матушка, – живущая!.. Ты днесь во чье вселилась тело?.. С вершок – росточком, Присносущая, катилась колобком несмелым. Неспелым яблоком, ежоночком, колючим перекати-полем… – Дитенок, бабушка ли, женушка, – и подворотней, как престольем!.. – Ты, нищенка, ты, знаменитая, – не лик, а сморщь засохшей вишни, – Одни глаза, как пули, вбитые небесным выстрелом Всевышним: Пронзительные, густо-синие, то бирюза, то ледоходы, – Старуха, царственно красивая последней, бедною свободой, – Учи, учи меня бесстрашию протягивать за хлебом руку, Учи беспечью и безбрачию, – как вечную любить разлуку С широким миром, полным ярости, алмазов льда, еды на рынке, Когда тебе, беднячке, ягоды кидала тетка из корзинки: Возьми, полакомись, несчастная!.. А ты все грызла их, смеялась, Старуха, солнечная, ясная, – лишь горстка ягод оставалась В безумной жизни, только горсточка гранатиков, сластей, кровинок, – И плюнул рот, смеяся, косточку на высверк будущих поминок, На гроб, на коий люди скинутся – копейкой – в шапку меховую… Учи, учи меня, кормилица, ах, дуру, ах, еще живую… ПЕСНЯ Ох, Расея моя, Расея. Головою – о край стола… Каменея, горя, леденея, О, куда б от тебя ушла?! Горевая твоя простуда
