Из ямы вверх отвесно бьет! А с неба, наперерез ему, Светлей любви, теплей и слаще хлеба, снег – в яму и тюрьму, На розвальни… – на рыбу в мешковине… – на попика в парче… – Снег, как молитва об Отце и Сыне, как птица – на плече… Как поцелуй… как нежный, неутешный степной волчицы вой… – Струится снег, твой белый нимб безгрешный, расшитый саван твой, Твоя развышитая сканью плащаница, где: лед ручья, Распятье над бугром… И – катят розвальни. И – лица, лица, лица Засыпаны Сребром. ЧЕЛОВЕК С ТОПОРОМ Во мраке — гарь мышьей свечи. Хвост фитиля мертв, поджат. У зеркала — мужик. Его сердце стучит. Перед ним на столе вещи лежат. Простые вещи: спичечный коробок, синий, как сапфир Соломонова кольца. Банка с солью: соль любит Бог. Да мыло — мыть грязь лица. Еще перед ним лежит топор. Топор, серебряная зима. Смерть своровать!.. – поет дивный хор. Жизнь своровать!.. – не хватит ума. Как во тьме человек одинок. Как во тьме – молится топору. И глядит на него с небес одинокий Бог. И шепчет человек: нет, я не умру. И шепчет человек одинокий стих, последний стих одинокой земли: “Блаженны нищие духом, ибо их… ибо их…” – Ибо их есть Царствие. А мы – не смогли. ВИДЕНИЕ РАЯ Уйди. Не стой со склянкой надо мной. Я вижу, вижу драгоценный Рай земной – В берилле неба – яблоки церквей!.. Летит в сугробы манна голубей!.. Павлина гладит стриженый Малец, У Матери персты – в огнях колец, Полынным сеном пахнет жаркий хлев, И лижет ноги ей смиренный лев!.. Все пять хлебов уж муравьи едят… Прекраснейшие женщины летят. В зенита бирюзу, и груди их Пылают сластью яблок наливных, И на серебряных тарелках площадей – Хурма, гранаты, – денег не жалей, А денег нет!.. Сожгли!.. И даль светла, И светят обнаженные тела Кострами, и бенгальскими свечьми, Лампадами, – о, счастье быть людьми… Уйди!.. Я Рай впиваю наяву: Озер сапфиры, детски нежную траву И охристую ржавчину лесов Осенних, и рубины туесов, – Там дикая малина холодна, Там ягодное счастие вина…
