себе в магазине электроники плеер и наушники. С музыкой все же шагать было бы несравненно веселее.
В тот же день он нутром почуял, что уже не одинок. За ним явно кто-то наблюдал, до поры скрываясь, не желая показываться. Ночью Антон заснул, тесно сжав ружье в руках. Однако наутро не заметил, чтобы кто-нибудь приближался к его костру. Он, конечно, не был следопытом, но уж человеческие следы смог бы обнаружить. Но в отдалении от костра нашлись только следы то ли волка, то ли собаки. Животное побоялось подходить ближе и ходило довольно долго в отдалении. И все же чувство, что его преследуют, не проходило, а лишь усиливалось. Как будто преследователи (а может, единственный преследователь) сокращал расстояние между ними.
В районе трех часов пополудни Антон заметил-таки вдалеке человеческую фигуру. Было еще очень далеко, чтобы разглядеть, как выглядел преследователь, но даже на таком расстоянии было заметно, что он шатался из стороны в сторону как пьяный. Видимо, преследование давалось ему слишком дорого, и он решил наплевать на конспирацию. Когда человек подошел ближе, Антон залег и взял ружье наизготовку. Теперь он мог разглядеть преследователя. Это был парнишка лет шестнадцати, одетый, как и многие подростки его возраста, в бриджи и футболку. На ногах у него были кроссовки, а голову закрывала бейсболка, тень от козырька которой падала мальчишке на лицо. В любом случае, он не производил впечатления опасного противника, и Антон встал на ноги, больше для острастки, нежели преследуя какую- то иную цель, выстрелив в воздух. Не знакомый мальчик остановился, а затем рухнул на дорогу, не подавая признаков жизни.
Врачебные инстинкты взяли в душе у Антона верх над здравым смыслом. Теоретически подросток мог прятать от него оружие. Но все-таки Ковалев был врачом, и он видел, что в данный момент мальчишке требовалась помощь. Он подбежал к нему и встал рядом с ним на колени. Глаза подростка были закрыты, он находился в обмороке, который мог быть с той или иной степенью вероятности быть вызван как голодом, так и жарой. Антон разжал мальчишке зубы и налил ему в рот воды из своей фляги. Подросток закашлялся, но пришел в себя и приподнялся, глядя на него с опаской.
— Не бойся, — Антон отложил ружье в сторону и показал, что в руках у него ничего нет. — Как тебя зовут?
— Филипп, — подросток продолжал опасливо смотреть исподлобья. — Друзья зовут меня Фил. Точнее, звали…
— Ну а я Антон, — он протянул мальчишке руку, которую тот боязливо пожал, тут же отдернувшись, словно боялся обжечься. — Вот и познакомились. Как долго ты за мной идешь?
— Как только ты вышел из города, — к подростку, похоже начинало возвращаться самообладание. — Я живу на окраине… жил… Увидел, как ты идешь и спрятался. А потом пошел следом.
Зачем он пошел за ним, спрашивать было бессмысленно. В перевернувшемся с ног на голову мире человеческое общество было на вес золота. Мальчик был еще ребенком, он остался один и, естественно, испугался. Потому и побоялся окрикнуть Антона, когда он проходил мимо.
— Ну а сегодня почему перестал скрываться? — Ковалев протянул ему флягу, почти полную воды. Сам он почти не пил, да и пополнить запасы было в нынешнем мире совсем не трудно.
— Я проголодался. Я видел вчера с утра, как ты готовил зайца. Я подполз совсем близко. У меня чуть живот не скрутило от запаха жареного мяса. Однако, должен тебе сказать, что готовить ты совсем не умеешь…
У Антона челюсть отвисла от такого признания. Наверное, у него и впрямь был ошарашенный вид, потому что мальчишка рассмеялся, устало поморщившись. Все же непривычно было слышать еще совсем детский смех в опустевшем мире.
— Не обижайся. Ты кучу мяса испортил, пока жарил своего зайца.
— А ты вроде как кулинар? — у Ковалева в голосе появилась сварливость.
— Да нет, — Филипп практически не смутился. — Меня просто мама когда-то готовить учила, пока… пока не…
Он неожиданно опустил лицо вниз, и на серый асфальт закапали слезы. Антону пришлось напомнить себе, что он имел дело всего-навсего с ребенком. С ребенком, который потерял родителей, друзей, знакомых. Который остался совсем один в этом еще мало знакомом и совершенно чужом для него мире. Антон не знал, как успокоить своего нового спутника, потому просто отошел чуть в сторону, давая возможность пареньку выплакаться, избавиться хоть частично от душевной муки. Через десять минут мальчишка уже успокоился. Слезы прочертили на его пыльных щеках две светлые полоски, но взгляд был решительным. Он сам подошел к стоявшему поодаль Антону и первым нарушил тишину:
— Ну что, дальше идем вместе?
Антон внимательно посмотрел на него. Подросток был совсем худым, еле держался на ногах от усталости и от голода, но взгляд его Ковалеву понравился. Это был взгляд уверенного в себе человека. Несчастье сделало из него мужчину раньше времени.
— Да, Фил, дальше вместе. Но только сегодня уже никуда не пойдем. Сначала ты поешь и отдохнешь.
Они сошли с дороги, развели костер, и Антон поджарил на огне мясную нарезку. Судя по одобрительным возгласам паренька, на этот раз он не сильно напортачил при готовке. Насытившись, Филипп стал откровенно клевать носом. Неподалеку темнела в подступавших летних сумерках небольшая рощица, и они отошли туда, укрывшись среди деревьев. Костер, на котором готовился ужин, был давно затоптан, и вскоре в рощице вовсю потрескивал новый. Привалившись спиной к дереву, мальчишка спокойно спал, а Антон еще долго не мог сомкнуть глаз и сидел у костра, не отрываясь смотря на пляску огня. Через час и он заснул. Ночной ветерок шелестел в ветвях деревьев, трещали сучья в костре — тихо посапывал во сне Филипп — больше ни один звук не нарушал тишину летней ночи.
Егор уже начинал искренне сожалеть о том, что их теперь было четверо. Надо было все-таки идти по отдельности. А тут, казалось, сама судьба подсунула ему испытание. Глядя на Дашу, он не мог не радоваться. Ребенок буквально расцвел на глазах, идя в компании Ольги. Они то начинали носиться по обочине наперегонки, то, когда набредали, на цветочную поляну, начинали шутливо бороться, и каждая борьба заканчивалась тем, что они обе падали в траву и, смеясь во весь голос, начинали по ней кататься. Иногда Ольга начинала щекотать девчонку, доводя ее до приступов исступленного смеха. Егор и Артем шли по краю дороги, Егор, наблюдая за девчатами, улыбался, а вот его спутник шел хмурый, на вопросы отвечал кратко и сдержанно или вовсе их игнорировал. Ближе к вечеру он начал язвить в-ответ на любую безобидную шутку и спорить по любому поводу. Если Егор хотел повернуть направо, Артем советовал идти налево. Если Егор говорил, что пожарная машина выкрашена в красный цвет, тот находил множество доводов, что она на самом деле зеленая. Примиряло с его настроением только одно: если Даша к нему подбегала, чтоб о чем-нибудь спросить, ей он отвечал ласково, мило улыбаясь при этом.
К вечеру они зашли в город и первым делом направились в ближайший продуктовый магазин — припасы, которые они несли с собой в рюкзаках подходили к концу, и необходимо было пополнить запас. Оставив Ольгу с ребенком на скамейке в парке через дорогу от магазина, оба парня отправились за продуктами.
Солнце еще стояло высоко, но в магазине электричества уже не было, и внутри было довольно темно. Егор достал нож и, сжимая его в руке, двинулся вперед. Он не видел, что Артем пошел вслед за ним со скептической улыбкой на лице. Повод для скепсиса был: вряд ли они даже вдвоем, с одним-единственным ножом смогли бы противостоять кому-нибудь, кто мог теоретически скрываться в магазине. Однако их окружала тишина, нарушаемая лишь хрустом разбитой витрины под ногами.
— Артем, — Егор повернулся к нему, — я пойду за хлебом, а ты набери консервов.
— Вот еще! — фыркнул в ответ его спутник. — Ты специально решил меня загрузить чем-нибудь потяжелее?
— Да что с тобой такое творится весь день?! — Егор взорвался, не выдержав напряжения. — Ты достал меня уже!
— Да ну? — в глазах Артема мелькнуло что-то похожее на злость. — Ну так тебя никто не держит. Катись на все четыре стороны.
Это стало последней каплей. Демонстративно убрав нож в чехол на ремне, Егор медленно подошел к
