качает.
Энн отрицательно мотнула головой.
— Вряд ли. Хотя точно не могу сказать, ведь я никогда раньше не плавала под парусом. Но меня никогда не укачивает в машине и на скоростных аттракционах. И я не хочу торчать в заливе, когда можно выйти в открытое море!
— Прекрасно. Тогда поплыли.
— А чья это яхта? Твоя?
— Не совсем. Вообще-то она принадлежит моему брату, но мы с ним всегда делимся: я одалживаю у него яхту, а он у меня — джин.
— А знаешь, ты ни словом не обмолвился о своей семье. В наших разговорах речь всегда шла только обо мне. Это нечестно, для разнообразия давай теперь поговорим о тебе.
— Попозже. Сейчас не время для серьезных разговоров. Я взял тебя с собой, чтобы ты полностью расслабилась и выбросила все мысли из головы. Плавание под парусом — отличное лекарство от грустных и тяжелых раздумий. Так что изволь перестать думать и начинай радоваться жизни.
Прогулка под парусом и вправду вышла замечательной. Не привыкшей к плаванию Энн казалось, будто яхта развивает просто немыслимую скорость, хотя умом она понимала — не так-то быстро они и плывут. Все вокруг казалось ей чудесным и занимательным — паруса натягивались и опадали, нос яхты то высоко вздымался, то зарывался в волны. Когда мореплаватели оказались довольно далеко от берега, где уже почти не попадалось встречных яхт, Стэн стал учить Энн управлять судном. И ей это очень понравилось.
«Покоритель ветра» явно наделен был живым и неуемным темпераментом, точно молодой, горячий жеребенок. Морской бриз и брызги соленой воды смыли тревоги и сомнения последних недель. Профессиональные проблемы и личные неурядицы были забыты. Энн наслаждалась плаванием.
День пролетел как одно мгновение. Они перекусили прямо на яхте. И Энн казалось, что она в жизни не пила такого вкусного кофе, не ела таких чудесных бутербродов.
Но вот Стэн объявил, что пора поворачивать обратно — не то они пропустят прилив, а иначе к берегу не подберешься. Напоследок Энн доставила себе удовольствие: повинуясь указаниям Стэна, самолично подвела яхту к причальному буйку и закрепила канат.
— А сейчас прямо на берег? — спросила она, когда с укладкой парусов было покончено.
— Необязательно. Ты, наверное, проголодалась, так что можно отправиться в бар или ресторан на пристани. А если хочешь, я могу приготовить какую-нибудь еду прямо здесь, на борту.
— Проголодалась? Да я умираю с голоду. Но давай поедим здесь. На яхте так чудесно!
— А тебе не кажется, что это то же самое, что обедать в мокрых зарослях, отбиваясь от москитов? — ехидно осведомился Стэн.
Энн слегка смутилась, припомнив свои речи в тот вечер, когда они любовались огнями над Гудзоном.
— Ну, пожалуйста. Ты же сам говорил: иногда, для разнообразия, можно себе позволить. Не знаю, что бы я запела, доведись мне провести на яхте целую неделю.
— Ладно, получай свое разнообразие, — согласился он. — Да и в камбузе не так уж и плохо. Так что посмотри, как я готовлю. Только для тебя — секреты морской кухни.
— Не могу я тебе как-нибудь помочь? — попросила Энн. — Знаешь, я не такая уж неумеха.
— Ничуть не сомневаюсь. Но сегодня праздность — непременное условие курса лечения, которое тебе прописал твой врач, то бишь я. К тому же вспомни, что говорят о двух хозяйках на одной кухне. А камбуз здесь не просто мал, он миниатюрен. Вдвоем не развернуться. Словом, прекрати спорить и отдыхай.
— Ладно, — покладисто согласилась Энн.
На камбузе и впрямь развернуться было негде. Да и вообще на яхте простору явно не хватало. Провести здесь день — мило и уютно. Но каково ютиться четырем морякам во время длительного плавания!
Предоставив Стэну стряпать, молодая женщина устроилась на палубе. Все вокруг дышало миром и покоем. Яркое солнце, неумолчные крики чаек, крепкий соленый ветер.
— Как, нравится вид? — спросил Стэн, голова и плечи которого показались из люка, ведущего в камбуз.
— Очень. Знаешь, только теперь, немного расслабившись, я чувствую, до чего переутомилась. Как хорошо, что ты вывез меня сюда!
— Я рад. Держи. — Он протянул ей стакан с апельсиновым соком. — Погода хорошая, поэтому предлагаю поесть на свежем воздухе. В кубрике есть складной столик. Может, разберешь его, пока я готовлю?
Стэн приготовил довольно простой, но очень вкусный обед. Рагу из всевозможных овощей и ветчины, а сверху яйцо и свежая зелень. Завершали трапезу кофе с пирожными. Доев, Энн решительно поднялась.
— А теперь не вздумай спорить. Посуду мою я! Твоя очередь любоваться видом.
— Но…
— Никаких «но»! И не говори, что я с этим не справлюсь. Ты и представить не можешь, в каких малоподходящих местах мне доводилось мыть посуду.
— Ну ладно. Гляди-ка, в кофейнике еще остался кофе — выпьем по чашечке перед отъездом.
Со своей задачей Энн справилась в два счета — после стряпни Стэна осталось на диво мало грязной посуды. Покончив с мытьем, молодая женщина вернулась на палубу.
Незаметно подкрались сумерки, на соседних яхтах и в окнах прибрежных коттеджей загорелись огни. Стэн и Энн в задумчивом молчании попивали кофе. Потом Стэн легким движением привлек женщину к себе. Ей казалось, что нет ничего более естественного, чем прильнуть к нему и положить голову ему на плечо.
— И почему я так много работаю, если бездельничать так приятно? — рассеянно пробормотала она.
— Типичные сетования раба дурной привычки. Излеченные выпивохи, заядлые курильщики, наркоманы сами не понимают, отчего так цеплялись за свои пристрастия. А для тебя работа хуже любого наркотика.
Она рассмеялась.
— Ну, если я пристрастилась к работе, то ты пристрастился говорить мне об этом. Читаешь нотации при каждой встрече.
— А все потому, что я забочусь о своих сотрудниках. — Он покрепче обнял Энн. — Тебе удобно?
— Очень.
Довольно долго молодые люди сидели в молчании. Наконец Стэн заговорил:
— Помнишь, ты сказала, что тебя тревожат какие-то ощущения, возникшие после смерти Бернарда. Тогда ты не договорила. А как сейчас?
Честно говоря, ей очень не хотелось ничего рассказывать. Но, наверное, все же стоило это сделать.
— До сих пор я еще ни с кем об этом не говорила, — призналась Энн. — Да, собственно, и сама еще не до конца разобралась в себе.
Вместо ответа Стэн крепче обнял ее за плечи. Чуть ободрившись, она продолжила:
— Знаешь, внезапная смерть близкого человека вызывает бурю самых разных эмоций. Недоверие, непонимание, ужас и даже злость на того, кто умер.
— Знаю, — подтвердил Стэн.
— Узнав о гибели Бернарда, я была потрясена, буквально раздавлена. Он был средоточием моей жизни. За четыре года я даже мельком не взглянула ни на какого другого мужчину. И вот он умер, потерян для меня навсегда. Что же делать? Но вдруг, примерно неделю спустя, я начала ощущать нечто иное. — Несчастной женщине уже не удавалось сохранять даже видимость спокойствия. Слезы градом катились из ее глаз, дыхание участилось. — А потом я пошла на панихиду. У Бернарда не было могилы. Он хотел, чтобы его прах развеяли в горах, но его старые друзья собрались почтить память погасшего сотоварища. Они думали, что я плачу по нему, а это было не так. Я плакала, потому что распознала свои эмоции, и они
