Надо бы с ними побеседовать!
— Зачем? Я не хочу налаживать отношения. Вернется из армии Володька, и я уйду к нему. Никто кроме него мне не нужен. Зачем насильно навязываться родителям? Ну не нужна, устали они от меня, сама проживу, без них! Не вызывайте, я не хочу их видеть. Дома устаю от обоих.
Илья Иванович глянул на Анатолия Петровича, кивнул головой, повторив просьбу, Анискин понял, вышел, чтобы пригласить в милицию Веркиного отчима.
Терехин, продолжая беседу с Прониной, внимательно наблюдал за девчонкой:
— Кто теперь содержит тебя?
— Это вы про что? — не поняла Верка.
— Кто кормит, одевает, содержит?
— Пацаны подкармливают, помогают выжить! — улыбнулась слабо, глянув на вернувшегося Анискина, тот кивнул головой, давая знать, что просьбу выполнил.
— Говоришь, ребята помогают? А на маникюр тоже они дают? Этот маникюр стоит не дешево! А ну, каждую неделю по триста рублей выкинуть на ветер? Да на макияж, за искусственные ресницы, французские духи и губную помаду! Не слишком ли щедро для пацанов, какие на курево не всегда имеют, ведь никто из них не работает и не зарабатывает такие деньги, чтобы потакать твоим прихотям. Я уж не говорю о супермобильнике и сапогах, о твоей дубленке и сумке, купленной в бутике. Откуда это все?
— Мне подружки дали на время,— растерялась сбитая с толку Пронина.
— Маникюр тоже? — рассмеялся Илья Иванович и заметил:
— Женщины не дают друг другу даже на время ни сумки, ни телефоны. Ты заблудилась в своих фантазиях. И сама не помнишь, где соврала. Зачем измышления? Прикидываешься несчастной? Где-то проходил этот трюк, но здесь не твои друзья мальчишки, поверившие по неопытности, тут милиция! Перестань изворачиваться и кривляться,— глянул на Анискина, тот сидел, опустив голову.
В это время в кабинет вошел плотный, седоватый человек и спросил:
— Меня вызывали? — приметил Верку, удивился неподдельно:
— А ты что тут делаешь?
Верка хотела выскочить из кабинета, но ее придержал охранник, вернувший Пронину без вопросов.
— Присядьте оба,— предложил криминалист глухо и спросил:
— Вы, Михаил Григорьевич Абрамов, отчим Веры Прониной, так?
Вошедший согласно кивнул головой.
— Как долго вы живете в этой семье? — спросил Терехин.
— Уже три года.
— Как ладите с женой и падчерицей?
— Все нормально у нас. А что случилось?
— Пока ничего. Но ваша падчерица утверждает, что вы с женой выгоняете ее из дома.
— Смеетесь ей Богу! Наоборот удерживаем дома, уговариваем пойти учиться, чтоб приобрела хоть какую-нибудь профессию.
— Ваша жена давно выпивает? — спросил Анискин.
— С чего вы взяли? Она капли в рот не берет. Гипертоник и сердечница, куда ей пить? Кто насочинял на нее эту чушь? — оглянулся на Верку и спросил:
— Неужели ты это наплела?
Верка отвернулась от отчима.
— Скажите, случалось ли вам добиваться от падчерицы сексуальной близости?
— Что? Да как смеете? Она ребенок, ей всего пятнадцать лет! Вы меня за какого-то скота приняли? Разве это на меня похоже? Я имею женщину, какая полностью устраивает. Никогда не был извращенцем! Не путайте с распутниками, я еще не разучился себя уважать и не позволю грязных домыслов в свой адрес! — вскипел человек.
— Верочка! Так тебя вызвали по чьей-то кляузе, чтобы узнать, правда ли это или ложь? Ну, ты, конечно, ответила как есть!
— Она сама заявила, никто на вас не писал кляуз,— не выдержал Анискин.
— Ты? Этого не может быть! Зачем? За что? Чем я тебя обидел? Почему позоришь нас? — подался было к Верке, но рухнул на стул, схватился за сердце, застонал.
Илья Иванович быстро достал корвалол, холодную воду, Анискин вызвал неотложку. Вдвоем с Терехиным влили человеку лекарство, заставили дышать. Верка даже не подошла, испугано смотрела на всех. Судорожно вцепившись в сумку, сидела истуканом.
— Достань платок, оботри ему лицо, теперь намочи платок и положи вот сюда! — командовал Илья Иванович.
Когда Абрамов открыл глаза, сказала тихо:
— Отомстила за машину, гадость. Мы для себя купили «Гольфа», а эта стала вымогать. Я не согласился, мала еще, права не дадут. Она и ответила, что я и с правами не порадуюсь. Тогда не понял, теперь дошло! Эх, ты, Верка, сколько ни делай, падчерица ни дочь. Так и останешься змеей. Одно помни, машина тебе не достанется, даже если я сдохну. За все твои паскудства накажу! — закрыл глаза и снова застонал.
Вскоре его увезли в больницу врачи «скорой помощи».
— А ведь ты негодяйка! Чуть не отправила мужика на тот свет. Неужели думала, что только с твоих слов арестуем и посадим его?
— Он и без того едва дышит. Кем он работает? Где? — поинтересовался Илья Иванович.
— Он коммерческий директор торговой фирмы. Занимается машинами. Фирма закупает их за рубежом по заказам и продает здесь и по всей области. Говорят, что у них неплохо шли дела,— ответил Анискин и предложил:
— Пронину пока придется вернуть в камеру. Так я понимаю. С этой девицей нам предстоит поработать всерьез. Ишь, как ей понравилось мстить! А ведь я едва ни поверил,— сокрушался Анатолий Петрович.
Когда оперативники увели Верку в камеру, Илья Иванович с капитаном вышли во двор покурить и увидели на обледенелых ступенях Димку, он торопливо докуривал сигарету.
— Ты чего тут торчишь? Мы думали ты уже в Калининграде!
— Мама слегла. Свалил приступ. Сторож магазина— наш сосед, сказал ей, что меня забрали в милицию с бандой воров... Я чуть ни потерял мамку. Теперь уж и впрямь никуда не поеду. Мать у меня одна,— сказал совсем по-взрослому.
— А почему ты ни с нею?
— Верку жду. Сегодня моя очередь ее кормить.
— Эх ты, лопушок доверчивый! Пошли поговорим. Кое-что тебе узнать нужно. Не надо идеализировать ту, какая доброго слова не стоит,— вернулись люди в кабинет.
Через полчаса Димка вышел из милиции и торопливо побежал домой. Он сам себя ударил кулаком в лоб, чертыхнулся и сказал самому себе вполголоса:
— А ведь и верно, кто много имеет, тот мало живет...
К концу дня Илье Ивановичу позвонил Абрамов. Он уже пришел в себя и попросил о короткой встрече:
— Я не питаю радужных надежд на Веру. Она слишком избалована и капризна. Измучила меня и мать. Мы устали с нею. Хочу отправить ее к родне в Израиль, пусть там поживет, может образумится.
— У нее есть парень,— напомнил криминалист.
— Такой же отморозок как и сама. Пусть привыкают жить самостоятельно. Хотя бы год о себе позаботится, может, втянется, выровняется. Ведь и меня поймите, я не бесконечен. Ее одну содержать нелегко. А когда их станет двое, потом трое, это никому не по силам. Пусть научится соизмерять большие запросы с малыми способностями. Тогда многое на свои рельсы встанет. Поймет истинную цену себе и окружающим. Хватит всех изводить.
— Но кто ее возьмет, кому она нужна?
— Возьмут ради меня, но в ежовые рукавицы. Ей некуда будет деться и некогда станет отвлекаться на
