Аттик вытер трофей о рубашку Вонга и предъявил своей госпоже. Миссис Ренквист надела узкие очки для чтения, чтобы рассмотреть его как следует.
— Господи милосердный, — одобрительно сказала она, — наконец-то перстень Теодоса.
XXXIX
— Что хорошо с драгоценностями, это что женщина может пронести их через любую таможню почти беспрепятственно, — улыбнулась Мисси, с довольным видом поправляя волосы. — Особенно если она красива.
Мы брели по Двадцать пятой авеню к Джири-стрит, где был шанс поймать такси.
— Третий раз пешком по той же улице, — проворчал я. — Пора мне обзавестись шортами и шагомером на икре.
Нас окружали нормальные люди, занятые вечерними хлопотами. Парочки катили коляски к бакалейным магазинам; собаки волокли своих хозяев в парк; парень, сбросивший галстук на руку, торопливо обогнал нас, держа портфель в одной руке и букет — в другой.
— Если, конечно, это не Звезда Индии, — добавила Мисси.
— Угу, — равнодушно отозвался я, — Звезда Индии.
Меня, по правде сказать, не интересовал разговор. Последний раз мне удалось вздремнуть больше часа, когда я висел под Семидесятым причалом. Кровь просочилась сквозь джинсы ниже обоих коленей, одно ухо кровоточило, в обоих звенело, и головная боль была достойна Раскольникова. Где-то, я не заметил когда, у меня треснул зуб. Все же я был жив, что представлялось немалым достижением. Вечер был хорош. Последние лучи солнца пронизывали прибрежный туман почти горизонтально. Казалось, их можно пощупать, и они окутывали мир своей независимой чистотой.
Независимой…
Я лениво скользил ладонью по самшитовой изгороди.
— Как выглядит перстень Теодоса в сравнении с действительно большими камнями?
— Скромно. Зато его никто никогда не видел, так что он — легенда.
Мы пошли дальше в задумчивом молчании. Следующие слова Мисси вывели меня из рассеянности на перекрестке, подхода к которому я не запомнил. Какая-то машина остановилась в нескольких дюймах от перехода. Водитель, поймав мой взгляд, покачал головой.
— Герли давно за ним гонялась, — говорила Мисси.
— Может быть, она его заслужила.
— Помоги боже, тому, кто думает иначе.
— Не думаю, чтобы таких много осталось.
— О, — возразила Мисси, — всегда кто-нибудь да найдется.
— Да уж, достаточно одного психа с манией величия и пары горилл, чтобы затеять войну.
— Что такое мания величия? Напомни, пожалуйста.
— Психоз с иллюзией богатства, власти, превосходства. Если ей удается внушить эти иллюзии другим людям, она становится императрицей. В ином случае — социопатом.
— Ты изучил предмет, — оценила Мисси.
— Кроме того, она может страдать манией приобретения грандиозного. Перстень Теодоса — грандиозен?
— Когда станет известно о событиях в Сан-Франциско, его сочтут грандиозным.
— Я бы сказал, это произойдет скорее рано, чем поздно.
Она взглянула на меня:
— А кто расскажет?
Я остановился.
— Бодич, Мисси. Помнишь инспектора Бодича? Он работает в отделе убийств департамента полиции и не собирается уходить. Очень вероятно, именно с ним мы с тобой встретимся в ближайшее время. Когда пресса начнет задавать вопросы по поводу череды убийств, поразившей в последнее время высшее общество Сан-Франциско, ему придется что-то объяснять. Вот это и будет грандиозно.
— Я о нем позабыла.
— Охотно верю. Но Бодич-то о тебе не забывал.
Появилось такси, и мы с Мисси махнули ему. Шофер притормозил, хорошенько рассмотрел нас и унесся прочь.
— Я запомню его номер, — объявила Мисси.
— Может, он торопится писать стихи.
— Будь у меня мой сотовый…
Хорошая мысль. Мы могли бы, в ожидании такси, заказать себе пиццу.
Она щелкнула пальцами.
— А когда пиццу доставили бы, мы бы угнали их машину.
— Четверо из пяти ученых отказываются ими пользоваться.
— Пиццами?
— Сотовыми телефонами.
— Как можно быть такими отсталыми?
— Телефон здесь, — я постучал себя по виску. — Спутник там, — я ткнул пальцем в небо. — Если микроволны плавят сыр на пицце, подумай, что они сделают с твоими мозгами.
— Сотовые телефоны — величайшее изобретение со времен корсетных лифчиков, — упрямо настаивала Мисси. — Они не могут причинять нам вред.
На моем пальце, стучавшем по виску, осталась кровь.
— Я присмотрю, чтобы твой похоронили вместе с тобой.
— Не смешно.
— Прежде к мизинцу похороненных слишком поспешно привязывали колокольчик. Считай это прогрессом.
— А это уже не просто не смешно.
Я вытер кровь о джинсы.
— Мисси, что тебя гложет? Когда-то смерть тебя смешила.
Она неподдельно изумилась:
— Я потеряла миллионную сделку, а ты спрашиваешь, что меня гложет?
— Мисси, — спокойно сказал я. — Тебе не нужен миллион долларов.
— Как мало ты знаешь.
— Я много знаю. Ты получаешь деньги с восьми сторон, всегда при деньгах и всегда будешь. Что для тебя вшивый миллион долларов?
Она пожевала губу.
— Я никогда ничем не занималась, знаешь ли. Ничем существенным, я хочу сказать.
Это была чистая правда, но я промолчал.
— Конечно, я путешествовала. Заседала в музейных комиссиях. Ела устрицы с государственными деятелями и макароны с оперными дивами. Я переспала со всеми по-настоящему интересными миллиардерами на обоих побережьях…
— И вышла замуж за трех-четырех из них. Такова твоя жизнь. Привыкай. И оставь остальных в покое.
— Я к ней не привыкну, — обиженно сказала она. — Не желаю. Я восемнадцать лет гоняюсь за этой покупкой и не собираюсь терять ее теперь.
— Мисси, ты с ума сошла? Нам повезло, что живыми выбрались. Между прочим, когда перестанешь себя жалеть, можешь объяснить, как это тебе удалось вырвать нас целыми из когтей Герли. Этот тип с ножом для ковров — не шутка. И еще одно. Я не желаю слушать, как жизнь проходит мимо тебя, будто какое-нибудь такси. Мимо меня сейчас прошла смерть, а не жизнь.
