— Не многовато ли для первого свидания?
— Сэр, вас впустили без всяких проблем? — спросила Полли. Эта мысль не давала ей покоя. Нечестно, подумала она.
— Да, да, конечно. Я просто улыбнулся и покрутил бедрами, и меня пропустили. А вас?
— Ну, у нас были некоторые трудности, — ответила Полли. — Несколько… э… неловких моментов.
— Что я вам говорил? — торжествующе воскликнул Блуз. — Все дело в сценическом таланте! Но вы отчаянные ребята, если все-таки рискнули. Пойдемте, я познакомлю вас с госпожой Энид. Она надежная особа. Смелые женщины Борогравии на нашей стороне!
Действительно, в нише, которая служила кабинетом хозяйке прачечной, висел портрет Герцогини. Госпожа Энид не отличалась внушительными размерами, но у нее были руки как у Яшмы, в закатанных до локтей рукавах. А еще — насквозь мокрый передник и невероятно подвижный рот. Губы и язык вырисовывали в воздухе каждое слово. Прачки посреди горячего пара, шума, плеска воды и шлепанья мокрого белья следили за губами, если уши были заняты. Даже когда госпожа Энид слушала, губы все равно двигались, как будто она пыталась выковырять из зубов крошку.
Она бесстрастно выслушала Блуза и сказала:
— Вижу. Ладно. Оставьте ребят здесь, сэр, и возвращайтесь в гладильню.
Когда Блуз осторожно зашагал сквозь пар, госпожа Энид оглядела отряд с головы ног. А потом насквозь.
— «Ребята», — фыркнула она. — Он ничего не знает, я так понимаю? Женщина, переодетая мужчиной, — это Мерзость пред Нугганом!
— Но сейчас мы одеты по-женски, госпожа Энид, — кротко отозвалась Полли.
Губы главной прачки энергично задвигались. Она сложила руки на груди, как будто воздвигнув баррикаду против любого святотатства.
— Так нельзя, — сказала она. — Мои муж и сын сидят здесь в плену, а я вкалываю на врага, чтобы не терять их из виду. Враги собираются захватить Борогравию. Просто удивительно, сколько интересного здесь можно услышать. Что толку спасать ваших мужчин, если мы все равно под пятой злобенского деревянного башмака, раскрашенного вручную?
— Злобенцы нас не захватят, — уверенно возразила Уолти. — Герцогиня обо всем позаботится. Не бойтесь.
Миссис Энид взглянула на нее так, как люди всегда смотрели на Уолти, когда слышали ее впервые.
— Ты молишься, да? — добродушно спросила прачка.
— Нет, просто слушаю, — ответила Уолти.
— С тобой говорит Нугган?
— Нет. Нугган умер, госпожа Энид, — сказала Уолти.
Полли взяла Уолти за худенькую ручку и сказала:
— Извините, госпожа Энид, мы на минутку.
Она поспешно завела девушку за огромный каток для белья. Он ухал и гремел, заглушая разговор.
— Уолти, послушай, ты ведешь себя слишком… — в родном языке Полли не было слова «эксцентрично», но если бы она его знала, то охотно включила бы в свой лексикон, — …слишком странно. Ты пугаешь людей. Нельзя вот так заявлять, что бог умер.
— Значит… он ушел. Наверное, просто… иссяк, — нахмурившись, сказала Уолти. — Он больше не с нами.
— Но Мерзости остались.
Уолти попыталась сосредоточиться.
— Нет. Они не настоящие. Они… как эхо в древней пещере. Мертвые голоса, которые отскакивают от стен. Слова меняются, получается чепуха. Как флаги, которыми когда-то подавали сигналы, а потом оставили болтаться на ветру… — Взгляд Уолти затуманился, голос зазвучал взросло и уверенно. — Мерзости исходят не от бога. Его больше нет.
— Так откуда же они берутся?
— Из вашего страха. Из той части души, которая ненавидит все непривычное и не желает меняться. Из вашей мелочности, глупости, тупого упрямства. Вы боитесь завтрашнего дня — и сделали страх своим богом. Герцогиня это знает.
Каток продолжал скрипеть. Вокруг кипели котлы и с шумом лилась вода. В воздухе пахло мылом и мокрой одеждой.
— Я не верю в Герцогиню, — сказала Полли. — Это сплошной обман. Всякий бы на моем месте обернулся. Это совсем не значит, что я в нее верю.
— Неважно, Полли. Она верит в тебя.
— Правда? — Полли окинула взглядом душную мокрую пещеру. — Значит, она здесь? Может быть, она почтит нас своим присутствием?
Уолти не знала, что такое сарказм. Поэтому она кивнула.
— Да.
Полли оглянулась.
— Ты сказала «да»? — уточнила она.
— Да.
Полли расслабилась.
— Просто эхо. В конце концов, мы в пещере…
…но интересно, почему мой голос не отдается эхом?
— Уолт… то есть Элис, — задумчиво сказала Полли.
— Что?
— Пожалуй, не стоит говорить об этом с остальными, — сказала она. — Люди охотно верят… ну, в богов и все такое, и они нервничают, если сказать им, что они просто притворяются. Э…
— Та, в кого ты не веришь? — с воодушевлением спросила Уолти.
— Я не утверждаю, что она не существует, — слабо возразила Полли. — Я просто в нее не верю, вот и все.
— Она очень слаба, — сказала Уолти. — Я слышу, как она плачет по ночам.
Полли всмотрелась в худенькое личико, в глубине души надеясь, что Уолти над ней смеется. Но ответом был лишь озадаченный невинный взгляд.
— Почему она плачет? — спросила Полли.
— От молитв ей больно.
Полли подскочила, когда кто-то коснулся ее плеча. Это была Холтер.
— Госпожа Энид говорит, чтобы мы принимались за работу. Стражники могут прийти и проверить.
Стирка — женское занятие, а следовательно — монотонное, утомительное и располагающее к общению. Полли уже давно не доводилось стирать. Здесь, в пещере, были длинные деревянные корыта, над каждым из которых трудились по двадцать женщин. По обе стороны от Полли женские руки выжимали, колотили, выкручивали и мылили белье, прежде чем бросить его в чан для полоскания. Она присоединилась и стала слушать разговоры.
Женщины просто сплетничали, но там и сям, как мыльные пузыри, мелькали ценные сведения. Двое стражников, по слухам, «дали себе волю» — то есть больше прежнего, — и за это их выпороли. Инцидент вызвал большое оживление в прачечной. Судя по всему, в крепости командовал какой-то важный господин из Анк-Морпорка, который и распорядился наказать стражников. Он вроде как волшебник, сказала женщина напротив. Говорят, он видит, что творится на всем белом свете, и ест только сырое мясо. Говорят, у него повсюду шпионы. Разумеется, никто не сомневался, что Анк-Морпорк — воплощенная Мерзость. Полли,
