приличия недельку-две, а потом сдадутся.
— А есть у нас две недели? — спросил я.
— Может, и есть, а может, и нет, — ответил лорд Болингброк, потирая руки над ближней жаровней, которая на высоких ножках, ему не надо наклоняться. Вторая, на низких, стоит рядом со столиком, столешница которого является шахматной доской. — Поэтому граф Роберт и собирается штурмовать Вустер, как только засыплем ров в двух-трех местах.
— А не проще ли сделать мостки? — задаю я вопрос.
— Какие мостки? — спрашивает де Румар.
— Типа лестницы, только перекладины потолще и почаще, чтобы идти по ним было удобно. Делаете ее длиннее рва, ставите на его краю и опускаете на веревках или просто бросаете, а потом перебегаете по ней, — объясняю я.
— Интересно! — говорит лорд. — Завтра расскажу графу. — Он отходит от жаровни, замечает шахматную доску и спрашивает: — Ты в шахматы умеешь играть?
— Немного, — отвечаю я. — Только у нас некоторые фигуры ходили не так, боюсь ошибиться.
— Я поправлю, — говорит он, садясь на раскладной стул возле шахматной доски и жестом предлагает мне занять второй. — В моем отряде больше никто не умеет, а граф сейчас занят, письма пишет. Хочет поднять всех баронов страны против узурпатора.
Мне достались белые. Здесь не они ходят первыми. Я не большой шахматист. Внимания не хватает на всю игру. В одиннадцать лет, находясь в пионерском лагере, выиграл соревнования среди младших отрядов. Мне даже вручили грамоту за победу в турнире по… шашкам. Как это меня тогда обидело!
Мой нынешний противник играл примерно на том же уровне, что и тогдашние мои соперники- пионеры. Делал ходы быстро, казалось, не думаю, но иногда вполне удачные. И постоянно подгонял меня:
— Ты такой же медлительный, как мой брат!
— Не медлительный, а осторожный, — возражаю я и, поторопившись, хожу ферзем на несколько клеточек по прямой.
— Нельзя так! — радостно кричит Вильгельм де Румар.
Жаль! Я так много поставил на этот ход! В итоге проигрываю партию. За что лорд угощает меня подогретым вином. Судя по вкусу, из запасов брата. И кольчуга на нем та самая, с крестом.
— Что, графу Ранульфу не понравилась кольчуга? — интересуюсь я, расставляю фигурки для следующей партии.
— Понравилась. Но мне — больше! — Вильгельм де Румар весело смеется. — Он себе еще купит. У него денег много.
— Ты тоже не бедный, — говорю я.
— Но и не богатый, потому что щедрый, — произносит он.
И щедро приносит мне в жертву ладью, потому что я делаю «вилку»:
— Шах!
— Надо говорить «Король!», — поправляет лорд Болингброк, убирает короля из-под удара, а потом, когда я «съедаю» его ладью, бьет кулаком правой руки по левой ладони: — Поймал меня! — и тут же, хотя партия еще не совсем проиграна, предлагает: — Давай сначала.
Третью партию я тоже выигрываю, после чего у Вильгельма де Румара пропадает желание продолжать. Он угощает меня вином и разрешает удалиться.
Возле кибитки меня ждут мои валлийцы. Они с дядькой Томаса и еще несколькими оруженосцами прометнулись по окрестностям и вернулись с двумя гусями. Одна птица уже доваривается в котле, а вторую дощипывает Умфра. Он отдельно сложил перья, чтобы использовать их при изготовлении стрел, а пух собирает в мешочек, который захватил в деревне, наверное, на подушку. Граф Глостерский выдает нам продукты, но еды лишней не бывает. Тем более, когда целый день на свежем воздухе, сыром и холодном.
На четвертый день ров засыпали напротив трех ворот. Туда же подкатили и три тарана — обычные дубовые стволы, не очень длинные и толстые, с закругленной ударной частью, подвешенные в конструкциях на тележных колесах и защищенные двускатными навесами из сырых бычьих шкур. Стадо быков гнали в обозе. Их мясом нас и кормили. Теперь быки послужат во второй раз.
Штурм начался утром пятого дня, когда лил дождь. Расчет был на то, что в такую погоду тетивы луков отсыревают и слабеют и поджечь тараны будет трудно Возле шатра графа затрубили в рога. Три больших отряда копейщиков с лестницами побежали к стенам. За ними три маленьких отряда медленно катили тараны к воротам. Рыцари в штурме не участвовали. Граф Глостерский берег нас для главных сражений, был уверен, что с городом справится и пехота.
Пехотинцы, потеряв по пути несколько человек, добрались до вала, начали подниматься по нему. Вал был крутой и мокрый. Пехота часто падала, съезжала к его подножию. А сверху летели стрелы и камни. Причем защитникам приходилось высовываться из-за частокола, чтобы выстрелить или кинуть. И башни не были предназначены для фронтального огня. Я пожалел, что здесь нет всех моих тридцати учеников с длинными валлийскими луками.
Послышались глухие удары таранов в ворота. Продолжались они не долго. С башен скинули на навесы большие валуны. Кожаные крыши не выдержали. Следом не выдержали и те, кто раскачивал тараны, убежали на безопасное расстояние. Командиры вернули их, заставили откатить сломанные тараны.
Начали отступать и те, кто пытался взобраться на стены. Погибло их не меньше сотни, но почти никто так и не сумел добраться до верха частокола. Им не хватало командиров, которые бы повели за собой. Видимо, Роберт, граф Глостерский, понял это и приказал трубить отступление.
Вечером нас собрал возле своего шатра Вильгельм де Румар и сообщил, что через день на штурм пойдут все. Нам было приказано изготовить по одной лестнице на десять человек. У меня такая лестница уже была. Осталось набрать десятку. Пятеро имелись: я, Умфра, Джон, Томас и его дядька. Я предложил присоединиться Гилберту и еще трем рыцарям, один из которых имел опытного оруженосца. Этот штурм был шансом засветиться. Я не хотел упустить его. На следующий день провел тренировку, собрав вместе рыцарей и оруженосцев. Объяснил, как собираюсь штурмовать, что должен делать каждый из них. Пару раз пробежались с лестницей до леса и установили ее к высокой сосне. Я ожидал от рыцарей распальцовки, фраз типа «и сами с усами», но, видимо, мои навыки в фехтовании убедили их отказаться от красивых жестов. Да и знали они уже, что я командовал в Византии отрядом в триста человек. Чувство субординации тут у всех врожденное, а Византия для них — супердержава, где всё длиннее на несколько сантиметров.
На следующий день было седьмое ноября. В двадцатом веке эта дата окажется удачной для штурма Зимнего дворца. Надеюсь, и в двенадцатом веке она не подведет. По крайней мере, с погодой нам повезло — дождь прекратился. Неприятно умирать в дождь. Да и валлийские луки в сухую погоду стреляют лучше.
Как только, протрубив в рога, дали команду наступать, Умфра и Джон первыми вышли на позицию. Выбранная мною для них располагалась метрах в ста от вала, на одинаковом расстоянии от башен. Остальные восемь человек, включая меня, взяли правой рукой лестницу и, прикрываясь щитами, которые были в левой, побежали вместе с остальными рыцарями, сержантами и солдатами к переходу через ров. Я бежал первым, Томас — последним их рыцарей, а его дядька и еще один оруженосцами — замыкающими. Щит я держал перед собой наклоненным, чтобы защищал от выстрелов спереди сверху. Видел только несколько метров пути впереди. Перед воротами повернул направо и закрыл щитом голову и левый бок. Бежали по нижней части склона, пока не оказались напротив валлийцев, которые помогали нам выстрелами из луков. Там мы положили лестницу, и оба оруженосца, вооруженные топорами, быстро вырубили в земле ровную площадку на крутом склоне вала. Остальные прикрывали их щитами. Сверху на нас ничего не падало. Мои валлийцы не давали защитникам города нос высунуть.
— Ставим лестницу, — приказал я.
Главное было не перепутать верх с низом, потому что лестница изготовлена без гвоздей, перекладины вставлены так, чтобы под тяжестью человека вдавливаться в шесты.
Ввосьмером подняли лестницу, поставили нижний ее конец на площадку, а верхний уперли в частокол примерно на полметра ниже его верхнего края. Я перекинул щит на спину и быстро стал