дядьки, порывается потратить их на что-нибудь. Или кого-нибудь. Прошлым вечером на привале к нему подошла маркитантка, разбитная бабенка лет двадцати пяти, и, взяв Томаса за то место, которым в его возрасте думают, поинтересовалась, не хочет ли рыцарь чего-нибудь сладенького? Благородный рыцарь покраснел. Хотя хвастался, что затрепал пару девок из деревни своего отца. Дядька отогнал маркитантку. Томас сегодня целый день высматривал ее. Наверное, высмотрел, потому что после ужина исчез. Надолго ли — не знаю, поскольку был приглашен в шатер Вильгельма де Румара на партию в шахматы.
В доме, где я вырос, в одной из квартир жил дед Лущенко. Он воевал разведчиком во Вторую мировую, был человеком открытым, жизнерадостным, эмоциональным и очень любил играть в шахматы. Дед вышел на пенсию, а я приезжал в отпуск. Днем мы коротали время за игрой. Лущенко очень переживал, когда проигрывал, а врачи говорили, что у него слабое сердце. Поэтому его жена просила меня выигрывать не каждый раз. Что я и делал, поскольку дед Лущенко был хорошим человеком. Кстати, умер он в санатории, куда ему дали бесплатную путевку, как ветерану войны, в тихом и спокойном месте, где играть в шахматы, волноваться категорически запрещалось. Ровно через год в том же санатории умерла его жена, которая в шахматы играть не умела и вообще редко волновалась. Получается, что санатории опаснее шахмат.
Точно также я играю в шахматы с Вильгельмом де Румаром — выигрываю две партии из трех, но делаю это по другой причине. Если буду все время выигрывать, он меня возненавидит, а если проигрывать, перестанет уважать.
— Где бы ты хотел иметь манор? — спросил лорд, делая ход слоном, быстрый, необдуманный.
Я могу сделать конем «вилку» и сожрать его, но упускаю возможность. Мне надо, чтобы у лорда остался приятный осадок от этого разговора.
— На берегу моря, где-нибудь в тех краях, где Беркенхед, чтобы было ближе добираться до Ирландии, — отвечаю я.
Беркенхед бы меня полностью устроил. Модернизировать пристань, которая есть в устье реки — и лучшей базы для моего будущего судна не придумаешь.
— Сплавать с тобой, что ли, как-нибудь? — говорит лорд и делает хитрый ход, который грозит мне матом.
Я «не замечаю», продолжаю лезть в ловушку.
— На мое судно не влезет и половина твоего обоза, — отвечаю ему.
Вильгельм де Румар делает следующий ход и орет истошно:
— Ты проиграл!
— Черт, прозевал! — сконфуженно произношу я.
— Бывает! — благодушно произносит лорд и добавляет: — Передам брату твое пожелание. Уверен, он удовлетворит. Ему нужны отважные рыцари и хорошие командиры. Я бы сам дал тебе лен, но у меня все заняты.
— Не забудь свои слова, когда императрица сядет на престол и наградит своего верного вассала новыми владениями и графским титулом, — говорю я.
— Клянусь, если получу графский титул, тебе лен на выбор! — восклицает он.
— Клянусь, что приму его без колебаний! — шутливо восклицаю и я.
Мы с лордом смеемся, а потом расставляем фигурки для новой партии. Ее выигрываю я.
На следующей день мы подъезжаем к реке Темзе и следуем вдоль ее правого берега, пока не добираемся до городка Виндзор. Тот же ров, вал и частокол, как у Вустера, только башни деревянные и замок стоит отдельно. Виндзорский замок состоит из двух частей — обнесенного частоколом хозяйственного двора и расположенного рядом на более высоком холме и обнесенного частоколом донжона неправильной круглой формы. Двор и донжон соединяет подъемный мост. Такие замки называют мотт и бейли. Взять его не сложнее, чем Вустер.
О чем я и сказал рыцарям, которые после Вустера как бы встали под мое командование. Это были почти все бедные рыцари, приехавшие с Вильгельмом де Румаром. Они увидели, какую добычу увезли из города те, кто был со мной, сравнили с тем, чем поделился с ними лорд, и сделали правильные, по моему мнению, выводы.
— В городе мы уж точно что-нибудь возьмем, особенно, если ворвемся первыми, — закончил я свою речь.
— Тут главное — опередить анжуйцев, — согласился со мной Тибо Кривой.
Анжуйцами в нашей армии называли всех нормандских сторонников императрицы, потому что ее муж был Жоффруа Красивый, граф Анжуйский. Императрицей величали ее льстецы, пользуясь тем, что в первом браке была женой Генриха Пятого, императора Священной Римской империи. Сторонники короля Стефана анжуйцами называли вообще всех, кто встал под ее знамена, в том числе Тибо и меня.
— По Нормандии знаю: в атаку они пойдут последними, а при разделе добычи будут первыми, — добавил рыцарь Гилберт. Несмотря на кажущуюся простоватость, он довольно хорошо соображал и был на удивление практичным.
Большая часть нашей армии расположилась между городом и замком, возле деревянного моста. Горожанам предложили щадящие условия сдачи и дали сутки на размышление, которые требовались на засыпку рвов, городского и замкового, соединенных широкой протокой. В обоих была вода из Темзы, довольно чистая. Последний раз я любовался Темзой в районе лондонского порта в двадцать первом веке. Тогда она была намного грязнее. А может, и сейчас она в Лондоне не чище. Здесь все-таки поменьше людей и вокруг густые леса — охотничьи угодья короля. Говорят, что этот замок Вильгельм Завоеватель построил, как охотничий. В двадцать первом веке замок весь будет каменным и сильно расширится. Видел его на фотографиях, которые висят почти в каждом английском пабе, причем частенько — на внутренней стороне дверцы в гальюне. Замок превратится в летнюю резиденцию королевы. Охотиться к тому времени здесь уже будет не на кого.
Утром второго дня, когда лестницы и трап были готовы, жители Виндзора согласились, что императрица Мод имеет больше прав на английскую корону. Думаю, им было по барабану, кто будет править страной, лишь бы их не грабили. Их и не тронули. Из-за чего армия сильно огорчилась. Нам понравилось грабить города.
Вечером угостил рыцарей вином, захваченным в Вустере. Ничто так не сближает вояк, как общий облом. За чаркой вина предались воспоминаниям. У меня большое подозрение, что многие воюют именно из-за возможности похвастать своими подвигами. Я рассказал об особенностях войны со степняками, они — о сражениях в Нормандии. При этом часть рыцарей сражалась на стороне короля Стефана, а часть — на стороне Жоффруа Анжуйского. Что не мешало им спокойно относиться к рассказам воевавших на противной стороне о своих подвигах. Они были профессиональными военными, которые служили тому, кто платил, и других таких же рыцарей старались не убивать, а захватывать в плен, чтобы получить выкуп.
— Прошлым летом некоторые анжуйцы применяли более длинные, толстые и тяжелые копья. Его направляют на цель и держат, крепко прижимая к боку, поэтому острие торчит слева от головы коня, — рассказал Гилберт. — Такое пробивает любой щит и кольчугу.
— И легко ломается? — спросил я.
— Нет, — ответил Гилберт.
— Если не ломается, то застрянет в теле врага. Придется срочно избавляться от него, иначе сам вылетишь из седла, — произнес я.
— Ты воевал такими? — спросил Гилберт.
— Сарматы воевали, — ответил я.
Рыцари не знали, кто такие сарматы, а я не стал рассказывать, что в то время стремена были веревочные, поэтому копье держали двумя руками и направляли, как справа, так и слева от головы коня.
— А турниры, используя такие копья, проводили? — поинтересовался я.
— Не видел, — ответил Гилберт.
— Я слышал, что такое было один раз в Бордо, — сказал Тибо Кривой. — Отряд на отряд сражались. Двоих убили и с десяток ранили тяжело. Больше в таких турнирах никто не участвовал.
— Когда-нибудь и сюда придет, и будут сражаться одни на одни, — заверил я.
