кучерявыми волосами, карими глазами и тем живым, очень подвижным лицом, которое будет присуще французам двадцать первого века, особенно выходцам из южных регионов. Только кожа у него была светлая.
– Я уехал из-под Уилтона за два дня до твоего нападения, – сообщил он, когда мы поднимались по винтовой лестнице.
– Жаль! – сказал я. – Тогда бы мы познакомились раньше.
Он засмеялся весело и без злости.
– Нет уж, предпочитаю встречаться с тобой в мирной обстановке, – заявил он, скаля зубы, покрытые коричневатым налетом, как у заядлого курильщика.
Странно, Америку еще не открыли, табак сюда не завезли. Может, он побывал на Ближнем Востоке и приобщился к радостям марихуаны?
Король Стефан был одет в алую рубаху длиной ниже колен и более короткое, темно-красное блио с золотой оторочкой по подолу. Из-под рубахи выглядывали чулки в черно-белую горизонтальную полоску, будто сшитые из тельняшки. Туфли черные, с округлым носком и без каблука. Он сидел на стуле с низкой спинкой, а по бокам от него, образуя крылья полукруга, разместились на таких же стульях его свита. Справа я опознал Вильгельма Ипрского, графа Кентского, Алена Черного, графа Ричмондского, Вильгельма, графа Омальского, а слева – по горбу – Роберта де Бомона, графа Лестерского. Первым слева от короля сидел епископ – тщедушный мужчина, который выглядел старше короля Стефана. У него на шее на золотой цепи, толстой, выдержит и теленка, висел килограммовый золотой крест с пятью рубинами: одни, самый большой, в центре и четыре, поменьше, на концах. Новые русские отдыхают! Скорее всего, это Генрих, младший брат короля, епископ Винчестерский и папский легат.
Я произнес общее приветствие. Ответил мне только король Стефан. Сесть не предложил, поэтому я продолжал стоять. Они все вместе снизу вверх рассматривали меня и мой византийский кафтан шестого века. Наверное, думают, что это сейчас в моде в Константинополе. Под ним у меня шелковая синяя рубаха и черные шелковые штаны. Сапоги из мягкой кожи и с вышивкой золотой нитью в растительном стиле. Еще на мне пояс кожаный с золотыми бляхами. Головные уборы, кроме шлема, здесь не в почете, а свой я оставил этажом ниже.
– Я же говорил, что он не побоится приехать! – заявил король Стефан.
– Чего ему бояться?! – произнес Алан Черный. – У них в руках Уильям.
– Я бы приехал в любом случае. Мне достаточно слова короля. Он рыцарь, и с рыцарями ведет себя соответственно, – сказал я, глядя насмешливо на Алана Черного.
Тот сразу стушевался.
– Хочешь сказать, что граф Алан – не рыцарь?! – задиристо спросил сидевший на той же стороне, что и граф Ричмондский, рыцарь лет двадцати трех, рыжеватый, курносый, конопатый, с ярким румянцем на щеках, широкоплечий и явно ростом выше среднего и меня тоже.
– Наша предыдущая встреча с графом была слишком коротка, поэтому ничего не могу сказать о нем, – ответил я. – А вот о тебе уже могу сказать определенно: настоящий рыцарь себя так не ведет.
– Ты мне ответишь за эти слова! – Он вскочил со стула с сжатыми кулаками.
– Сядь, Эд! – прикрикнул на него король Стефан.
Конопатый скрипнул зубами и сел. Судя по отсутствию элементарного воспитания, он не знатный рыцарь, а по отсутствию терпения, не талантливый полководец. Но его зачем-то пригласили сюда. Значит, хороший индивидуальный боец. Победа над таким повысит мой рейтинг, а о гибели простого рыцаря никто не будет слишком горевать.
– Ну, почему же?! – пожал я плечами. – Если он хочет сразиться, я не против. Спустимся во двор и выясним, кто из нас рыцарь. Наглых щенков надо учить, пока они не стали наглыми псами.
Такую оскорбуху здесь принято смывать кровью. Эд посмотрел на короля умоляющим взглядом.
– Я не могу допустить поединок, – сказал король. – Меня обвинят в нарушении клятвы.
– Не обвинят, – молвил я. – Мои рыцари передадут, что это я вызвал его на поединок.
– Ты, действительно, хочешь биться с ним? – спросил король Стефан.
– Конечно, – ответил я и выдвинул условие: – Я приехал на иноходце, не предназначенном для сражения, поэтому будем биться пешими.
Обычно на поединках чести дрались пешими, но в последнее время все чаще стали сражаться конными. Я не так силен на копьях, как на мечах. Да и доспехи тяжелые с собой не взял, чтобы зря не таскать их туда-сюда и чтобы не конфисковали в случае ареста. Поэтому и выдвинул условие, сославшись на отсутствия коня.
– Можно и пешими, – согласился Эд. – Я покажу тебе, как оскорблять рыцарей.
– Это бабушка надвое сказала, – познакомил я его с русской поговоркой, которую здесь не оценили. Видимо, перевел неясно.
– Мы можем перенести поединок на другое время и место, когда у обоих будут надлежащие кони, – сказал король Стефан, предлагая мне путь к отступлению.
– Не будем откладывать, – отказался я от сомнительного выхода из положения.
Теперь я шел первым. В холле на втором этаже забрал свое оружие и шлем и в сопровождении Умфры и Джона спустился во двор. Там уже знали, что предстоит поединок. Видимо, акустика в донжоне очень хорошая. Двор был вымощен камнем. Их намочил недавно закончившийся дождь. Мои сапоги, к счастью, не скользили.
Когда во двор вышли все заинтересованные лица, я громко и внятно сказал своим рыцарям и сержантам:
– Это я вызвал рыцаря Эда на поединок. Король предлагал мне отказаться, но я не согласился.
Теперь их точно выпустят отсюда живыми и здоровыми. Я взял у Ллейшона свой щит. Он был в виде пятиугольника, вытянутого в высоту, с прямыми верхней и боковыми сторонами и пятым углом внизу. Его усиливали железные полосы: одна продольная по середине, две поперечные, между которыми находился овальный умбон, и окантовка по краям из особо прочной стали, причем верхний и правый края, куда приходится большая часть ударов, усиленные. На выкрашенном в синий цвет поле была нарисована белая «роза ветров» с более длинной стрелкой, указывающей на юг, вниз. В высоту щит был всего сантиметров семьдесят и сравнительно легкий.
На рыцаре Эде была длинная луженая кольчуга с капюшоном и рукавицами. На голове округлый, яйцевидный, высокий шлем с длинными нащечниками и наносником, который доходил почти до подбородка. Меч он имел франкский – из сварочного дамаска, который здесь тоже умели делать из трех частей твердой стали и двух частей мягкого железа, – сантиметров девяносто длинной и четыре-пять шириной. Щит каплевидный, больше метра высотой и тяжелее моего. От умбона отходят восемь стальных, изогнутых лучей, закрученных по часовой стрелке. Сапоги на нем из толстой кожи, тяжелые. У меня все легче: и кольчуга маврская, и сабля, кстати, тоже маврская, и щит, и даже сапоги. Может быть, шлемы весят одинаково. Кафтан я снял, чтобы не стеснял движения.
Эд напал первым. Я принял его удар на щит. Удар шел сверху вниз, в надежде разрубить мой щит и задеть меня. Только верхняя кромка у меня, как я называю, «наалмаженная», выдержит и не такой удар. На мече Эда осталась глубокая зазубрина. Рыцарь этому удивился. Привык, видимо, раскалывать щиты первым или вторым ударом. Я замахнулся саблей, но понял, что он успеет закрыться щитом, и не стал бить. Зато зашагнул за правую руку рыцаря, как учил меня гепид Сафрак. Эд ударил во второй раз сверху вниз и слева направо. Я отбил удар щитом, оставив на мече еще одну зазубрину, замахнулся в ответ, чтобы рубануть сверху. Как только Эд приподнял щит, закрываясь, перенес удар вниз и, чуть присев, ударил его по ноге ниже кольчуги. Задел концом сабли, разрезав сапог и ранив ногу, правда, судя по малому количеству выступившей крови, не сильно. У Сафрака такие удары получались лучше. И тут же, закрывшись щитом, отшагнул назад. Закрылся вовремя – на щит обрушился очень сильный удар. Я выпрямился и зашагнул за правую руку. Все-таки попал я по ноге неплохо: рыцарь начал прихрамывать. Отбив щитом следующий удар, опять зашагнул за правую руку, причем сделал аж три шага, заставляя врага побегать.
Из толпы послышалось улюлюканье и свист, пока не очень дружные. Эти звуки подбодрили рыцаря Эда. Он, прихрамывая, быстро догнал меня и опять тупо рубанул сверху вниз и слева направо. Я опять отбил удар щитом, ушел влево на несколько шагов. Теперь улюлюканье и свист стали дружнее и громче. Даже кто-то крикнул что-то остроумное, отчего послышался гогот. Странно, обычно я во время боя почти
