быстро. Не прошло и трех минут, как не осталось ни одного стоячего врага. Поскольку я приказал пленных не брать, раненых добили. Этим занимались в том числе и оруженосцы. Пусть привыкают к крови и смерти. Симону достался молодой парень, раненый стрелой в грудь. Пацан ударил его облегченным, укороченным копьем в лицо один раз, второй, третий. Последние два удара явно достались трупу. Ко мне Симон вернулся, держа копье так, чтобы я увидел кровь на острие. Из пацана получится рыцарь: его хвастливость равна только его жестокости. Сразу вспомнил, как после боя с гуннами я также демонстрировал окровавленное копье.
Убитых обобрали и свалили в овраг, который крестьяне засыпали землей и камнями. Работали они с огоньком. Наконец-то поняли, за что столько лет платили оброк.
Вернулась разведка и доложили обстановку возле Линкольна. Город обложили с трех сторон. С четвертого была река. С юга расположился отряд лондонцев, человек около пятисот. Они насыпали вал между своим лагерем и городом. Особенно высоким вал был напротив замка. Службу лондонцы несли безалаберно, собак не имели. С запада осаждал король Стефан. Здесь вал был пониже, зато имелся и второй, прикрывающий лагерь с тыла. В лагере расположились человек семьсот, в основном рыцари. На севере находился Вильгельм Ипрский, графа Кентский, со своими наемниками в количестве чуть меньшем, чем лондонцев. Там тоже защитились валами с двух сторон. Получается, что лондонцев поставили на самый опасный участок. Наверное, они самые незаинтересованные в возвращении императрицы Мод на престол Англии.
Ночью мы наведались к ним в гости. Я больше не принимал участия в резне. Остался вместе со свитой из рыцарей и оруженосцев метрах в пятистах от лагеря лондонцев. Мы должны были прикрыть отступление, если лондонцы поднимут тревогу. Моросил дождик, довольно холодный. Или мне так показалось, потому что сидел без движения.
Тревогу никто не поднял. Лондонцы слишком рано возомнили себя матерыми вояками. Им еще надо долго и многому учиться, чтобы стать хорошими солдатами. В первую очередь – дисциплине. А также не вмешиваться в разборки рыцарей, сражаться только за свои привилегии.
Мне доложили, что путь свободен, и я со свитой поехал к замку. Из-за дождя было темно и паскудно. Я не видел трупы, но мой конь не наступил ни на одного. Вряд ли он видел в темноте лучше меня. Наверное, ориентировался по запахам. По лагерю лондонцев сновали мои люди, собирали трофеи. Понимали, что много не смогут унести, поэтому выбирали самое ценное.
Я заехал на вершину вала напротив замка. Стен его не было видно, чему я порадовался. Значит, и меня не увидят и не пульнут с перепугу из арбалета.
– Эй, в замке, – негромко позвал я.
После паузы ответили:
– Чего тебе?
– Позови графа Вильгельма.
– А кто ты такой? – спросили из темноты.
– Византиец, – ответил я.
– Точно Византиец? – спросил тот же голос.
– Можешь подойти и проверить, – сказал я. – Только поспеши, мне некогда ждать.
– Сейчас позовут, – послышалось со стороны замка.
Ждал я минут пятнадцать-двадцать. Замерз окончательно. Даже пожалел, что пришел на помощь таким тормознутым.
– Александр, ты здесь? – послышался со стороны замка бодрый голос Вильгельма де Румара, графа Линкольнского.
– Здесь, – ответил ему.
– Быстро ты добрался, – сказал граф Линкольнский. – Мы ждали тебя дня через два.
– Боялся, что всех врагов без меня перебьете, – шутливо произнес я.
– Не бойся, на твою долю хватит! – весело заверил Вильгельм де Румар. – Сколько у тебя людей?
– Девять рыцарей и сотня сержантов и лучников.
– Маловато, – огорчено произнес граф Вильгельм. – Подожжем, когда подойдет граф Глостерский, тогда и нападем все вместе.
– Пока граф Глостерский подойдет, здесь уже не с кем будет воевать, – предположил я.
– Как это не с кем?! А куда они денутся?! – удивленно поинтересовался граф Линкольнский.
– Когда рассветет, увидишь, – ответил я. – Было бы неплохо, если бы ты утром прошел через лагерь лондонцев и напал с фланга на королевский.
– Да я не против, – произнес Вильгельм де Румар, – только ведь не дадут они пройти без боя.
– Мне дали и тебе дадут, – сказал я.
– А как ты прошел к нам? – наконец-то спросил граф.
– Утром увидишь, – повторил я и посоветовал: – А пока подготовься к вылазке.
– Ты тоже нападешь? – спросил он.
– Я нападу в другое время и в другом месте, – ответил ему. – Увидимся, когда снимут осаду.
22
Ее сняли в полдень. Как мне доложили мои разведчики, на рассвете Вильгельм де Румар, граф Линкольнский, с сотней рыцарей и сержантов сделал налет на лагерь короля Стефана. Они тихо проехали через лагерь лондонцев и напали на людей короля, которые только проснулись. Убили не многих, но шороху навели достаточно. Король на этот раз удирать не стал, организовал оборону. Его особо не атаковали. Люди графа Линкольнского перебили тех, кто трусливо убегал, а заодно порубили баллисты и катапульты, и вернулись в город. К полудню войско короля Стефана закончило похороны и сборы и направилось на юг, в сторону столицы.
Я не был уверен, что они так быстро передумают осаждать Линкольн и пойдут именно на юг. Просто нам в эту сторону было удобнее отступать. Сперва расположились в лесу у римской дороги на дневку, чтобы выспаться и приготовиться к следующей ночной вылазке. Когда разведка доложила, что король Стефан понял, что Линкольн для него – роковое место, в третий раз влип, я сразу приготовил засаду. Места здесь были не очень удобные для таких мероприятий. Метров на сто пятьдесят по обе стороны дороги деревья вырубили. Исходили из дальнобойности обычного лука. Стрела, пущенная из длинного лука, на такой дистанции пробьет любой доспех. Только надо ли мне окончание войны?! Ведется она не на моих землях, за исключением ленов под Уоллингфордом. Участие в ней меня пока не напрягает. Наоборот, делает все богаче. Да и отряд короля Стефана может не струсить, поскакать на лучников. А в лесу и всадники, и лучники окажутся в не самых лучших условиях для боя. Причем у первых будет небольшое преимущество. Поэтому решил не нападать на основные силы короля Стефана.
Король ехал метрах в двухстах позади авангарда из сотни конных сержантов. Вид у него был печальный. Люди двенадцатого века крепко верили в божий суд, а король был истинным сыном своей эпохи. Он в Линкольне дал клятву Ранульфу де Жернону, графу Честерскому. Дважды нарушал эту клятву и дважды был наказан. Сегодня он отделался легким испугом. Уверен, что за гибель лондонцев совесть его не мучила. Следом за королем двигался его личный обоз. Затем скакали рыцари Вильгельма Ипрского, графа Кентского. Их командир тоже был не весел. Обычно он не отходил от короля, как верный пес, ожидающий подачки, а сейчас, видимо, не хотел лишний раз попадать на глаза, чтобы не нарваться на пинок, заслуженный или нет. Следом, отстав метров на двести, топала пехота. Строй не соблюдали. Многие поснимали шлемы, потому что дождь прекратился, пригрело солнце и стало парко. За ними ехали возки, запряженные одной лошадью, которые везли провиант и прочие запасы. Замыкали этот обоз три специально сделанные телеги, в которые были впряжены по две лошади и на которых везли по баллисте. Эти телеги отстали от возков метров на сто. В авангарде, отстав еще на сотню метров, шагали около двухсот копейщиков, судя по бравому и ободранному виду, наемники из Фландрии. Командовали ими три рыцаря, которые скакали на вороных лошадях. Я было подумал, что кони фризские. Нет, мелковаты.
– Нападете на телеги с баллистами и приведете их сюда, – приказал я оруженосцам. – А мы вас
