— Джек, послушай меня. Странная смерть Себастьяна не дает мне покоя, никак не дает.
— Он покончил с собой, ты же знаешь это, — прервал я ее.
— Положим. Но мне нужно знать причину, по которой он это сделал. Только тогда, если я найду ответ, я успокоюсь.
— Никто не даст тебе ответа. Это знает только Себастьян. А свою тайну он унес в могилу.
— Это не совсем так.
— В каком смысле?
— Я думала…
— О чем? — прервал я ее, мысленно застонав. Как хорошо я знал эту интонацию. От нее исходила тревога.
— О его жизни. О том, чем он занимался последние шесть — восемь месяцев перед смертью. С кем бывал. И не менее важно, как держался. Ты знаешь, в каком он был настроении? Был ли обеспокоен? Или, напротив, безмятежен и счастлив?
— Вот именно — счастлив. В тот день, когда вы завтракали. Ты же так заявила, кажется?
— Он действительно был счастлив.
— Как ты можешь быть уверена?
— Глупый вопрос, Джек. Я хорошо его знаю. Он был счастлив. Я же помню, что я чувствовала в тот день, хорошо помню. И я была рада за него, рада, что он собирается начать новую жизнь.
— Да? — поразился я. — А что ты подразумеваешь под «новой жизнью»?
— Женщину, Джек, новую женщину. Он любил ее и собирался на ней жениться.
Ошеломленный, я воскликнул:
— Он тебе наврал!
— Нет. Он сказал, что они поженятся весной. Он хотел познакомить меня с ней и пригласил на свадьбу.
— Вот мерзость, — сказал я.
— Нет, это не мерзость. Мы всегда были близки. Очень, очень близки. Но не будем отвлекаться.
Не обратив внимание на это замечание, я спросил:
— Кто эта женщина?
— Я не знаю. Он не сказал ее имени. Вот в чем дело. Если бы я знала, кто она, я повидалась бы с ней. Но раз ты так удивился, значит, ты ее не знаешь.
— Я не знаю даже о ее существовании.
— А Люциана?
— Нет. Я уверен. Она сказала бы мне.
— Но кто?то же знал о ней, Джек, и вот к чему я клоню. Я хочу побеседовать с теми, кто занимается благотворительностью в Африке.
— Почему в Африке?
— Потому что Себастьян сказал, что встретил ее там, — объяснила Вивьен. — Что она врач. Ученый. Я хочу поговорить с теми, кто присутствовал в его жизни и работе, чтобы снова прокрутить эти последние его месяцы.
— Люди могут и воспротивиться этому. Могут просто ничего не сказать тебе, — заметил я. — Они преданы Себастьяну. Его памяти.
— Знаю. Но у меня есть прекрасный предлог. Я пишу очерк о нем для «Санди Таймз Мэгэзин». Сэнди Робертсон одобрил мою идею вчера вечером. Я не хочу, чтобы очерк о величайшем филантропе мира вышел поверхностным… ведь Себастьян был, вероятно, последним из людей этой породы. Вот одна из причин, по которой я хочу видеть тебя, Джек. Мне бы хотелось услышать прежде всего от тебя, какое впечатление он производил в последние месяцы прошлого года.
— Вив, э то смешно! Почему ты не можешь бросить все это?
— Не могу. Хочу, но не могу. Головой, рассудком я понимаю, что это самоубийство. Но сердцем — нет. По крайней мере я не могу примириться, что он убил себя, будучи таким счастливым, таким уверенным в будущем. Здесь что?то не так, какая?то ужасная ошибка. Что?то воистину страшное должно было случиться после того, как мы завтракали в понедельник. Я чувствую это кожей.
— И ты решила все разузнать? Да? Ну, Вив, вот тебе замечательная версия: эта леди турнула его.
— Может быть, она так и сделала, не буду спорить. Но я не верю, что Себастьян покончил бы с собой из?за женщины, то есть тот Себастьян, которого я знала.
— Я ничего не знаю. И помочь ничем не могу. И с очерком тоже.
— Ты можешь вспомнить что?нибудь, если напряжешь мозги. Если серьезно задумаешься об этих месяцах.
— Вряд ли.
— В день похорон Сирес сказал, что я должна написать о нем книгу. Биографию.
— Хранительница огня! Это твоя новая роль, дорогая?
— Не будь саркастичным, Джек, это тебе не идет. Да, я должна это сделать. Я хочу убедиться, что сумею быть объективной. Очерк мне поможет. Это будет что?то вроде пробы.
— А у кого ты хочешь брать интервью?
— У его коллег из «Лок Индастриз» и из «Фонда». Один выведет на другого, так всегда бывает. Я быстро разберусь, кто знал его лучше других, кто с какой стороны знал. С Люцианой я тоже хочу поговорить.
— Вив, ты сошла с ума! — воскликнул я. — Она пошлет тебя куда подальше, вот и все.
— Посмотрим.
— Попомни мои слова.
— Джек!
— Да?
— Ты бы в прошлом месяце в Нью?Йорке на собрании «Лок Индастриз». Скажи, не говорил ли кто?нибудь о нем? О новой женщине в его жизни?
— Нет.
— Ммм… Возможно, они о ней не знали?
— Точно, крошка.
— Джек, ты ведь поможешь мне с очерком, да? Это очень важно для меня. Важно написать его, и я уверена, что очерк поможет мне примириться с его смертью.
— Ладно, — неохотно согласился я. Все мои прекрасные решения ни к чему не привели. — Но я ничего не знаю. Я почти и не видел его за последний год.
— Вспомни, что могло бы дать ключ к его настроениям и его поведению в это время.
— Попробую. Я позвоню. На той неделе.
— Меня здесь не будет. Через пару дней я уезжаю в Нью?Йорк. Начну брать интервью у своих старых друзей в «Фонде». Это будет начало.
— Счастливого пути.
— Пока, Джек. Будем держать связь, я буду звонить.
— Дерьмо! — Я отшвырнул трубку и бросился в свое кресло.
— Что такое, Джек? Что случилось? — спросила Кэтрин своим спокойным голосом. Голосом, к которому я привык за эти месяцы.
— Это Вивьен. Совсем вышла из берегов.
— Любопытное замечание по адресу такой уравновешенной, земной и рациональной особы, как она.
— Она не рациональная. И не земная, — пылко воскликнул я. — Во всяком случае, когда речь идет о Себастьяне. Это у нее навязчивая идея. Пять месяцев как он умер. Она все еще говорит всякие слова о его смерти. Заткнулась бы, и все дела. Пусть он себе покоится с миром. Не выношу, когда она такая.
— Какая такая?
— В роли хранительницы огня. — Я засмеялся и добавил: — Она все еще пылает. — Получилась игра
