— Нет. Известно, что у нее был рак груди. Она была смертельно больна и, должно быть, осознавала это. Во всяком случае, я так полагаю. Она покончила с собой, бросившись с лестницы.
— Но Антуанетта не была больна, — заметил я, размышляя вслух. — Вскрытие это показало бы. Поэтому, скорее всего, ее смерть все?таки всего лишь несчастный случай.
— Наверное. Я не знала твоего отца, но я очень сомневаюсь, что он мог совершить такое преступление. Или нанять кого?то, кто сделал бы это. Зачем? Какие у него могли быть мотивы? Женат на Антуанетте он не был, если бы он захотел с ней порвать, он мог сделать это достаточно легко — просто расстаться с ней. И не было нужды прибегать к преступлению.
— Ты права, дорогая.
Кэтрин придвинулась ко мне, обняла и прижалась ко мне.
— Ты, наверное, с тех пор только и думал об этом? Не надо, перестань.
— Постоянно думал, ты угадала, — согласился я.
Тут Кэтрин выбралась из постели и пошла в ванную.
Я лежал и размышлял о своем отце. Лучше бы она не вспоминала о нем, по крайней мере ночью. Мы ведь обсуждали это дело полдня с тех самых пор, как позвонила Вивьен.
Я тяжело вздохнул: все это мне порядком осточертело. Хорошо, что Вивьен собирается на этой неделе в Нью?Йорк. Там она вцепится в кого?нибудь со своими расспросами и оставит меня в покое. По временам Вивьен доводит меня до бешенства.
Кэтрин вернулась, скользнула в постель, обвилась вокруг меня, чмокнула в щеку.
— Ведь тебе больше не хочется, милый? — она взяла из моих рук бутылку бренди и поставила ее на столик рядом с кроватью.
— Ну… — начал я, но она губами остановила поток моих слов.
Она начала целовать меня, сначала легко, потом ее поцелуи стали жарче, страстнее. Ее язык ласково и легко коснулся моего. Я поцеловал ее, сжал в объятиях и перекатил на себя. Ее лицо словно светилось надо мной. Так мы лежали какое?то время, мне было удивительно хорошо и покойно. Потом я чуть отодвинулся в сторону, обхватил рукой ее тяжелую грудь и прижался губами к соску. Кэтрин слегка застонала и откинулась назад.
Спустя минуту она приникла ко мне и начала медленное и упоительное путешествие по моей груди и животу. Она касалась меня губами, целовала, ласкала языком, опускаясь все ниже и ниже. Словно со стороны я услышал свои стоны. Кэтрин — удивительная любовница, воображение у нее богатейшее. Безмозглое траханье не в ее стиле, к счастью.
Ее длинные волосы рассыпались по моим ногам, теперь она целовала меня, совершая губами сладострастные круги. Я закрыл глаза, я погружался в ее тепло и нежность. Обычно я воспламенялся через несколько мгновений после того, как она начинала ласки. Сегодня этого не произошло. Я был бессилен.
Предварительная игра затянулась, я быстро понял это. Кэтрин устала. Вдруг, подавленный, злясь на себя самого, я остановил ее попытки помочь мне. Я ласково отстранил ее от себя.
Она посмотрела на меня удивленно.
— Я сейчас, — пробормотал я и направился в ванную.
Заперев дверь, я прислонился к ней.
Дышать было трудно. Ужасное, знакомое, мерзкое чувство охватило меня. Я хорошо его знал. С минуту мне казалось, что меня вырвет. Бренди. Я чувствовал дурноту, головокружение. Я старался побороть их. Наконец, все прошло, пока я стоял в темной ванной, схватившись за дверной косяк.
Я не могу. Опять. С Кэтрин у меня было такое только два раза до этой ночи. В начале нашей связи. С тех пор не повторялось. Я уже почти поверил, что все в порядке. Значит, нет. Дерьмо, пробормотал я. Закрыл глаза. Дерьмо, повторил я.
Наконец, паника прошла. Я немного успокоился. Зажег свет, подошел к умывальнику. Плеснул на лицо холодной воды, вытерся и уставился на себя в зеркало.
Лицо, отраженное в нем, не было моим. Это было бледное подобие Себастьяна Лока. Я был очень похож на него сейчас. Нечего и сомневаться, чей я сын. Но хотя черты лица были те же, они были не такими определенными. Да, глаза тоже голубые. Но какие?то прозрачные, водянистые. У него они были ослепительными. Сверкали на всегда загорелом лице. У меня кожа светлее, вид всегда какой?то вылинявший. У него волосы были темные, густые и волнистые. У меня они тоже темные. И прямые. Нет во мне той энергичности?динамичности. А в нем — были. И зовом пола, как у него, я тоже не обременен. Зовом, которому невозможно противостоять.
Уж он?то мог всегда, думал я, продолжая разглядывать себя с нескрываемым презрением. У него все всегда было наготове.
Отвратительно — быть бледной копией этого человека. Отвратительно быть его сыном. Ненавижу самую память о нем.
Выпив стакан холодной воды, я пришел в себя, заглушил свой гнев. Загнал его глубоко вовнутрь. еще раз схоронил. Совершенно овладев собой, я распахнул дверь и медленно вошел в спальню.
Кэтрин надела халат. Она лежала перед камином. Глядя на языки пламени. С задумчивым, растерянным видом. Я взял свой шелковый халат и накинул на плечи. Сел рядом с ней на ковер.
— Прости, — спокойно сказал я, взяв ее за руку. — Слишком много вина. А потом слишком много бренди.
Она молчала. Она только подняла голову и посмотрела на меня.
Я повторил:
— Прости.
— Все в порядке, Джек, правда, — проговорила она ласковым голосом. Она улыбнулась, и тут же тревога исчезла из ее глаз. Слегка пожав плечами, она добавила: — У нас с тобой много ночей впереди, я надеюсь… сотни ночей. Ведь правда, Джек?
— Да. Я больше не буду столько пить. Это не повторится, — пообещал я. Интересно, не бросаю ли я слов на ветер? Я сам не верил своим словам.
Она легко поцеловала меня в губы, коснулась моего лица.
— Не огорчайся и не тревожься. Это все несущественно.
Для меня очень даже существенно, подумал я. И сказал:
— Ты красивая женщина, Кэтрин, ты вызываешь желание…
Откинувшись назад, она посмотрела мне в лицо. Потом поцеловала. Я ответил ей поцелуем. Когда мы отодвинулись друг от друга, она коснулась моих губ, провела по ним пальцем. Потом легла, положив голову мне на колени, неотрывно глядя на меня.
Она не сводила глаз с моего лица. Я тоже смотрел на нее, спрашивая себя, что происходит там, внутри нее за этим красивым спокойным лицом.
Потом она сказала:
— Ты очень много значишь для меня, Джек. В эти месяцы ты дал мне столько всего… любовь, тепло, понимание, нежность, страсть. Ты должен знать, как я люблю тебя, — продолжала она низким дрожащим голосом, — ты должен знать, что я люблю тебя, Джек.
— Да, — только и смог выговорить я.
На ее губах порхала легкая улыбка, когда она, протянув обе руки, крепко обхватила меня за шею и притянула к себе. Я быстро поцеловал ее и высвободился из ее объятий. Я боялся. Боялся, что не смогу удовлетворить ее. Я лежал рядом с ней, опираясь на одно плечо и глядя на нее. Она была очаровательна.
— Что с тобой, Кэтрин? — прошептал я. — У тебя такой вид, будто ты скрываешь от меня важную тайну.
— Нет у меня никаких тайн.
— Но у тебя такая таинственная улыбка.
— Не таинственная. Скорее, самодовольная.
— Почему самодовольная?
— Потому что у меня есть ты. Потому что я с тобой. Потому что ты — лучший из всех моих
