мечом. Наглый волшебник, посмевший встать на защиту мерзостной ведьмы, ступил за черту, и толпа ринулась, чтобы сомкнуться вокруг самонадеянного колдуна. Но не сомкнулась.
Кенет вновь взмахнул мечом, и с его губ слетели тихие повелительные слова. Их никто не услышал. Толпа ревела, готовая раздавить, смять, уничтожить... Но стоило отзвучать последнему из тихих слов, как рев толпы сменился нестройным растерянным стоном, а потом замолк.
Толпа, еще минуту назад обезумевшая от жажды крови, отчего-то не двигалась с места. Люди переминались с ноги на ногу, оглядывались изумленно, но никто даже руки не протянул ни к Кенету, ни к девчонке.
— Так ты пришел за ведьмой? — крикнул Кенет; глаза его сузил злой прищур, рот подергивался в страшной улыбке. — Возьми ее. Ну, что же ты стоишь? Страшно?
Девчонка коротко вскрикнула: Кенет в эту минуту был и вправду страшен, а недоумевающая толпа, неспособная приблизиться к ничем не защищенным людям, — еще страшнее.
— Иди сюда! — Веселье Кенета не сулило ничего хорошего тому, кто соблазнится его уговорами. — У меня только цеп и деревянный меч. Иди же — сразимся один на один!
Толпа топталась на месте, начиная незаметно редеть. Один за другим люди стремились улизнуть куда-нибудь.
— Тебе ведь нужна ведьма! — издевался Кенет.
Одинокие беглецы больше не были одинокими. Началось повальное бегство — правда, весьма странное. Испуг на лицах бегущих — в порядке вещей, а вот дикое недоумение — не очень. И уж тем более никогда не заливает лицо толпы краска стыда, А лица тех, кому Кенет кричал вдогонку: «Так убей же ее — она ведь тебя лечила!» — были багровыми от стыда.
Кенет оскорбительно засмеялся, взмахнул мечом над головой испуганной девчонки и спрятал его в ножны.
— Пойдем отсюда, — хмуро сказал он. — Сегодня уже больше ничего не случится.
Девчонка уткнулась носом в его куртку и судорожно заплакала. Кенет немного опомнился.
— Не плачь, дракончик, — прошептал он. — Тебя больше никто не тронет. Не увидит даже. Не бойся.
— Не боюсь. — Девчонка с трудом оторвалась от своего спасителя и утерла слезы.
— Пойдем отсюда, — повторил Кенет. — Хоть к нам больше приставать не будут, а все-таки неохота мне здесь без нужды расхаживать. Пакостный городишко.
Их действительно никто не тронул. Они беспрепятственно дошли до городских ворот. Как Кенет и обещал, их ни одна живая душа не увидела, даже стражники, охраняющие ворота.
Спасенная девчонка уже не плакала. Ее распухшие от побоев губы даже сложились в некое подобие приветливой улыбки.
— Здесь где-нибудь есть река или ручей, дракончик? — спросил Кенет, когда они отдалились от городских ворот.
Девчонка усмехнулась и топнула ногой. Ручей пробился из-под земли и тихо залепетал.
— Все время забываю, что драконы так могут. — Кенет перескочил через ручей. — Умойся, дракончик. Тебя так разделали — смотреть страшно.
— Я не дракончик, — запротестовала девчонка, нагибаясь к воде. — Я уже взрослая. И вообще я все равно тебя старше.
— Ну, если твои годы пересчитать на человеческие, то это я старше, — не уступил Кенет. — Но я не буду называть тебя дракончиком, раз тебе не нравится. Только я не знаю, как тебя зовут...
— Аритэйни, — ответила девчонка. — А что, я и правда такая страшная?
— Красивая, — возразил Кенет, а спустя мгновение повторил искренне и убежденно: — Красивая...
Теперь он мог рассмотреть ее получше. Девчонкой она казалась из-за своей худобы, а если приглядеться — очень даже взрослая девушка. На вид ровесница Кенету. Ничего общего с барышней Тамой — та, наоборот, отличалась взрослым сформировавшимся телом и детским выражением лица. Воспоминание о барышне Таме посетило Кенета в последний раз в его жизни — веселая улыбка на разбитых губах Аритэйни изгнала его навсегда. Кенет не мог бы сказать, что же в этой угловатой еще молоденькой девушке такого особенно красивого — видывал он и кожу нежнее, и глаза побольше, и губы более ласковых очертаний, и волосы подлиннее. Но он не видел никого красивее Аритэйни. Она была самая красивая. Даже с синяком под глазом.
— Влетит мне, — озабоченно произнесла Аритэйни, осторожно ощупывая синяк. — Удрала-то я в Имбон без спросу...
— И лечила этих неблагодарных подонков. За это тебя точно следует оставить без сладкого, — засмеялся Кенет. Аритэйни обиженно фыркнула.
— Зачем тебя вообще туда занесло? — не отставал Кенет.
— Я думала, так будет лучше... — вздохнула Аритэйни. — Ты ведь не знаешь, что вызывает «мать уродов»...
— Нет, — честно признался Кенет. Причина загадочной болезни его сейчас нимало не занимала, но ему так хотелось смотреть и смотреть на Аритэйни, что он готов был слушать что угодно.
— У богатых людей мода такая есть, — скривясь, произнесла Аритэйни. — Смешать воду из нескольких рек и тогда только пить.
— Зачем? — изумился Кенет.
— Потому что стоит это больших денег. Не всякий может себе позволить такую роскошь. А чем больше рек посетили водоносы, тем дороже вода.
— Придурь, одним словом, — заключил Кенет.
— Верно, блажь пустая. Только если взять воду больше чем из пяти рек и выпить, долго ждать прихода «матери уродов» не придется.
Так вот почему «мать уродов» посещает преимущественно богатых!
— А ты тут при чем?
— Имбон стоит на моей реке, — вздохнула Аритэйни. — Я могу не любить этот город, но я должна... обязана... в общем, мне нужно было поскорее рассказать об этом своим родичам, они бы что-нибудь придумали. А я решила, что справлюсь сама. Ничего не скажешь, справилась.
— Ты не виновата, — попытался утешить ее Кенет. — Не будь они такими неблагодарными дураками, ты бы справилась.
— Если бы не ты, — опустила голову Аритэйни, — и разговору бы не было, справилась бы я или нет. От меня бы и клочков не осталось. Я и так понять не могу, как нам удалось спастись. Что ты с ними сделал, Повелитель Молний?
Драконы и раньше называли Кенета Повелителем Молний. Именно так назвал его дракон, спасенный им в Поречье, так называл его и Хараи. Но сейчас его так назвала Аритэйни, и щеки Кенета словно обдало изнутри кипятком.
— Ничего особенного, — ответил он, старательно пряча глаза. — Очень простая штука. Одно из первых заклинаний. Самое-самое ученическое. Слово разделения.
Кенет хотел было умолкнуть, но на лице Аритэйни было написано такое восхищение, что он не смог остановиться.
— Вообще-то заклинаний было два, — принялся объяснять он. — Сначала, когда я провел черту мечом, я произнес формулу замыкания. Так положено делать, если собираешься заниматься магией. Чтобы не навредить никому, понимаешь?
Аритэйни кивнула завороженно; глаза ее так и сияли.
— Ну вот. Это замыкающее слово нас и отделило от толпы. А потом, когда... — Кенет замялся, — когда я рассердился... есть еще такое Слово разделения. Это если хочешь направить всю свою силу на какой-то один предмет, чтобы ненароком ничего другого не задело. Ученическое в общем-то слово. Настоящие маги в нем не нуждаются. Они и так могут собрать свою мощь в любую малую точку. А для учеников оно в самый раз. Вот оно мне и пригодилось. Я разделил толпу. Скопом-то все смелые. А я их разделил. Каждый из них остался сам по себе. И никого больше не видел. Будто он совсем один на той улице, и убивать надо своими руками. И всю вину за это брать на себя. В толпе вроде никто и не виноват
