угол… Ты решительно напоминаешь себе, что не выспался, вот всякие глупости в голову и лезут. Ничего умного в такую голову просто не поместится. Слуга оставляет тебя у закрытой двери, кланяется и уходит.
'А кто-то тут фантазировал, что он сейчас вытащит нож…' — комментируешь ты собственный идиотизм.
'Войди!' — слышишь ты безмолвный приказ.
Входишь, кланяешься, смотришь на Владыку и понимаешь, что он провел ночь не лучше тебя. Магия магией, но постарел он сейчас лет на сто, не меньше.
— Ужасно выгляжу? — в упор спрашивает он.
Ты молча киваешь.
— Простите, государь, — тотчас спохватываешься ты.
— Перестань, — морщится он. — А то я сам не знаю, как сейчас выгляжу. Думаешь, у меня зеркала нет? Чтоб наслушаться вранья, мне достаточно заглянуть в свой гарем… или на Совет высоких лордов, что, в сущности, одно и то же…
Он какое-то время молчит, потом вздыхает.
— Знаешь, Кертелин, я тут подумал и решил…
Он коротко взмахивает рукой, словно бы набрасывая на тебя нечто, и все твое тело охватывает нестерпимый жар. Ты задыхаешься, в глазах темнеет, кружится голова, ты словно бы куда-то проваливаешься, но еще миг — и все проходит. Дыхание восстанавливается, жар исчезает бесследно, глаза вновь видят мир.
— Государь…
Он вздыхает с невероятным сожалением.
— Я должен был это сделать, — с горечью говорит Владыка Зари. — Всю ночь с собой боролся, а потом решил… Я ведь имею доступ к любой информации, которая ведома 'Старшим Братьям'. Да и магия Зари может многое, даже и в этом умирающем теле. Так что твоя история отныне для меня не секрет. И вот, когда я выяснил, что твой учитель вернул тебе молодость, передал магию, а сам умер, я понял, что могу воспользоваться этим же путем, только для себя самого. Вывернуть тебя наизнанку и вернуть молодость самому себе, забрать твою силу, а тебя умертвить… это даже не будет нарушением Закона, ты всего лишь отдашь за меня жизнь, как и клялся…
Ты холодеешь от ужаса.
'И ведь он прав — это и в самом деле не будет нарушением Закона. Или все-таки будет?'
'Это ты не можешь, не смеешь поднять на него руку, ведь ты клялся защищать его!'
'Тисаф… я даже не попрощался с ней как следует… и с остальными — тоже…'
— Я бы хотел проститься со своей девушкой и друзьями, государь, — говоришь ты.
Владыка Зари улыбается и качает головой.
'Нет?! Нельзя?!'
Ты замираешь, потрясенный бессмысленной жестокостью.
'Я готов отдать свою жизнь. Подарить ее тому, кто и так прожил куда больше меня. А он не согласен позволить мне еще глоток воздуха, поцелуй любимой и улыбку друга?!'
'Владыка не доверяет мне. Думает — сбегу. А как же клятва?!'
— Ты не понял, — говорит он. — Я только что тебя от всего этого защитил. Защитил от себя. Навсегда защитил. За ночь я сплел заклятье. Это его ты почувствовал только что.
— Заклятье, государь?
— Есть такое редкое заклятье в истинной магии, называется 'Нерушимый Панцирь'. Применять его может лишь Владыка, ни у кого другого просто сил не достанет. Редкое это заклятье не только по причине требуемого могущества, но еще и потому, что нечасто у кого-то из Владык возникала мысль навсегда защитить от самого себя кого-то из подданных.
— Так выходит, я теперь…
— Я даже мысли твои читать больше не могу, и призвать к себе мысленно тоже не получится, — говорит он. — Придется слуг посылать.
'Я о нем такие гадости сейчас подумал… а он…'
— Но… почему, государь? — вырывается у тебя. — Разве ваша жизнь не важнее моей?
— Я всю ночь боролся с собой, — говорит Владыка. — Так хотелось поверить, что действительно важнее. Так хотелось дать себе волю… жить хотелось, понимаешь?! Когда я понял, что еще немного, и я не удержусь… наброшусь на тебя как дикий зверь. Чтоб растерзать, чтоб упиться кровью, чтоб из горла твоего эту проклятую жизнь вырвать…
Он останавливается, тяжело дыша. Ты молчишь и даже шевельнуться не смеешь. Воздух медленно превращается в стекло.
— Вот тогда я и стал плести это заклятье, чтоб воли себе не давать, — говорит Владыка Зари, и стекло разлетается на мелкие осколки.
— Почему, государь? — вновь повторяешь ты.
— Потому что понял, что ничья жизнь не важнее, — тяжко и страшно роняет Владыка Зари. — Когда ее остается так мало, начинаешь хорошо понимать такие вещи. Ни одна жизнь не важнее другой. Преступно отбирать одну, чтоб продлить другую. Владыка, если помнишь, является частью Закона. Так вот… Закон не смеет совершать преступлений!
Он печально качает головой.
— Закон, он как река, понимаешь? А у реки должны быть берега. Река без берегов не река, а грязная лужа. Нельзя давать Закону слишком много воли…
Ты молчишь. Ты не знаешь, что сказать.
— Жаль, что не существует лекарства от смерти… — говорит Владыка Зари. —
От мощи, заключенной в последних словах, вздрагивает пол.
— Так будет заповедано отныне и во веки веков, ибо я так считаю, а я — это Закон, — добавляет Владыка Зари.
Ты потрясен. Этот умирающий старик только что защитил тебя от себя самого. Навсегда защитил. Отказался от последней возможности жить.
'От последней?' На твое плечо вдруг ложится незримая рука. Ты вздрагиваешь от испуга и почти тотчас — от восторга. Ибо это касание ни с чем невозможно перепутать. На твоем плече лежит рука учителя! Рука, когда-то подарившая тебе чудесную силу, навсегда изменившая твою жизнь. И это так же несомненно, как небо над головой и земля под ногами, как то, что Владыка что-то почуял, но пока не понял, что именно происходит.
'Лекарства от смерти и впрямь не существует, — говорит Алайшер. — Но один раз подарить вторую молодость человеку, совершившему такой подвиг, вполне можно. Ведь ты же согласен, что ваш Владыка только что совершил подвиг, на который не каждый отважится?'
Ты молча киваешь.
'И ты можешь его за это наградить. Показать как?'
— Да! — вслух отвечаешь ты. И призрак учителя кладет руки тебе на затылок.
— Кто здесь? — хмурится Владыка Зари, но тебе не до него. Ты смотришь… смотришь…
'Вот это да!'
'Вот и все, — подмигивает Алайшер. — Как видишь — ничего сложного'.
'Навещай меня хоть иногда', — просишь ты, хватаясь за его призрачную руку.
'А я что делаю?' — фыркает учитель и исчезает.
Ты поворачиваешься к Владыке.
— Я могу убить тебя! — привычно выпаливаешь ты, уже видя его как руну, уже зная, что делать…
— А я — нет, — озабоченно хмурится он.
— Куда тебе! — задорно восклицаешь ты, заканчивая резать руну и швыряя ее во Владыку, не медля и не задумываясь.
