еще хуже, намного хуже станет, когда они с Арьеном доберутся до пожарища... потому что беда, которая их там поджидает...
Пусть я буду неправ, безмолвно взмолился Лерметт. Пожалуйста, ну пожалуйста... пусть я окажусь неправ...
Однако, несмотря на страстные мольбы, Лерметт не ошибся: след вывел путников прямиком к догорающему хутору. Лерметт этого и ожидал. А вот чего он не ожидал нипочем — так это того, что зрелище чужой беды окажется не только страшным, но и донельзя странным. Кто бы ни учинил этот невероятный разгром, но этот кто-то пребывал явно не в своем уме. Правда, принадлежность громил к числу существ вменяемых и сама по себе всяко сомнительна, но... нет, ничего подобного принц отродясь не видывал и даже вообразить не сумел бы.
Дом выглядел так, словно на него наступил гигантский дракон: половина хибары торчит на прежнем месте, зияя обрывками внутренностей, являющих солнцу нехитрый скарб ее обитателей — а вторая половина раздавлена в ощепье. Причем мимохожий дракон не поленился все эти обломки трудолюбиво сгрести в громадную кучу — и только после пыхнул на них огнем. Во всяком случае, дотлевающие головни выглядели именно так. По ним еще перебегали, змеясь, золотые дорожки пламени всякий раз, когда ветерок шевелил угли — однако пожравший их огонь уже умирал. Несомненно, поджигатель взялся за обломки дома гораздо раньше, чем за хлев или сарай: те еще только догорали. Куда подевалась вся скотина и домашняя птица, Лерметт не мог догадаться при всем желании. О, в том, что ни хлев, ни сарай не пустовали, сомневаться опять-таки не приходилось: куриный помет во дворе был вполне еще свежим и многочисленным, да и навозная куча не из воздуха же взялась. Однако ни скот, ни куры не оставили, разбегаясь, ни малейших следов... но и заживо не сгорели: догорающие останки дверей хлева и сарая были распахнуты настежь, и от пожарища не тянуло жуткой вонью горелой плоти. Оставалось предположить, что и птица, и скотина неведомым образом просто-напросто испарились.
Впрочем, Лерметту было не до размышлений о таинственной судьбе, пристигшей домашнюю живность. Он подумал об их участи мимолетно, почти незаметно для самого себя — а потом забыл и вовсе. Потому что заботила его участь совершенно другого создания.
Возле нетронутой половины дома полусидела, привалясь к стене, облаченная в лохмотья старуха. Избита она была настолько, что при первом же взгляде на нее Лерметта замутило. Ему и в голову прийти не могло, что кто-то в состоянии поднять руку на старого человека, тем более — на старую женщину, даже если... нет, все равно в уме не укладывается.
Глаза у старухи были закрыты, но она все же дышала — пусть прерывисто, пусть хрипло и слабо, но дышала. Эннеари и Лерметт опустились на колени возле старухи одновременно, словно по команде — принц слева, эльф справа. Лерметт не стал отстегивать флягу от пояса — рванул ее так, что кожаные ремешки лопнули, выдернул пробку и приложил флягу к губам старухи.
— Голову держи, — отрывисто велел он эльфу.
Блестящая струя воды змейкой скользнула в полуоткрытый рот, еще и еще раз. Эннеари, едва заметно хмурясь, положил на виски женщины свои большие пальцы и слегка нажал.
Старуха дернулась, захрипела и открыла глаза. Взгляд ее мазнул небосвод, почти бессмысленно прошелся вдоль кромки дальнего леса и остановился на эльфе.
— Надо же, — тихо, без злости, но с неожиданной жалостью, удивившей принца, произнесла старуха. — Такие красивые мальчики — и такие звери.
Принц понял не сразу, хоть и ожидал услышать именно это — а вот лицо Эннеари мигом закаменело, сделалось мертвым, словно бы мраморным.
— Красивые, говоришь, мальчики? — У него и голос сделался мраморным — тяжелым, холодным и мертвым. — Какие? Как они выглядели?
— Как ты, — сипло ответила старуха.
— Сам знаю, что не как он, — нетерпеливо настаивал эльф. — Лица, лица какие?
Лерметт даже в этих жутких обстоятельствах не мог не удивиться, пусть и мимолетно. Сам он себя красивым не считал никогда... но слова Эннеари подразумевали... свихнулся он, что ли, с перепугу? И то сказать, в эльфийских краях, небось, такого и захочешь — не увидишь.
— Как у тебя, — прошелестела старуха.
— А-а, проклятье, — безнадежно выдохнул эльф. — Зря, все зря... ну да, для того, кто раньше с эльфами не водился, все мы на одно лицо... почти.
— О чем ты? — прошептал принц. Арьен не то что не ответил на его вопрос — не услышал даже.
— Ладно, с этой стороны не подобраться... зайдем с другой. Сколько их было? — Он очень осторожно приподнял голову старухи, пристально глядя ей в глаза. — Сколько?
— Четверо. — Старуха утомленно примкнула веки.
— Сколько?!
— Четверо, — повторила старуха, не открывая глаз. Арьен с прежней осторожностью опустил ее голову и провел ладонью над ее лицом. Веки старухи сомкнулись еще плотнее, дыхание выровнялось, словно по волшебству... впрочем, почему — словно? Так вот как они выглядят, эльфьи чары исцеления. Старая женщина спала спокойным целебным сном без сновидений — уж в этом-то принц был готов поклясться.
Эннеари встал с колен и медленно утер рукой лоб. Движение вполне обычное, вот только принцу показалось... нет, не показалось! Тонкие пальцы эльфа дрожали.
— Впервые вижу, чтобы у эльфа руки тряслись, — невольно выдохнул принц и тут же пожалел об этом.
Эннеари, впрочем, было не до мелких обид.
— Четверо, — повторил он. — Четыре красивых мальчика. Таких, как я.
Лицо его было тоскливым, словно осенний ветер.
— Ты хочешь сказать, — с трудом подбирая слова, начал было Лерметт, — что те четверо эльфов, которые сбежали из ваших краев, решили у нас вот таким вот образом порезвиться?
Глупо, глупо-то как! Если Арьен чего и не хочет сказать, так именно этого. Как прежде не хотел Лерметт.
— Не четверо, — мотнул головой эльф. — Семеро. Я же говорил.
Принц осекся.
— Каким уж там образом они решили порезвиться, не знаю, — сухо произнес эльф, — но было их семеро. Они уехали и не вернулись. Пропали. И... да, это их я искал.
«И нашел», промелькнуло в голове у принца.
— А нашел только четверых. И не в том дело, что не их самих, а только след... не в том, — с силой повторил Эннеари. — Четверо их здесь было — это если их — а остальные трое где?
Говорить «не знаю» принц не стал — ясно же, что вопрос относился не к нему.
— Убиты? Тогда — кем? Эльфа, если хочешь знать, не так-то просто убить... во всяком случае, человеку. Что, эти четверо тех троих и убили?
— А если их захватили? — отважился промолвить ошеломленный принц.
— Кто? Как? Зачем? — Да, в способности связно мыслить Арьену не откажешь. — Почему остальные четверо им не помогли? Почему они взамен хутора громят? — Эльф резко дернул углом рта. — А главное, не могу в ум взять, чтобы кто-нибудь из них... вот хоть убей, не могу.
— А вот это ты зря, — возразил принц. — Не вскидывайся, а то затрещину получишь. Я же это им не в укор... да и тебе тоже. Обстоятельства, они всякие бывают. И всякого требуют. Кто бы мне сказал, что я стану на себе полудохлых эльфов через ледник волочить... да и ты — скажи тебе кто, что ты пощечину стерпишь, да притом от руки человека — поверил бы?
Глаза эльфа немного потеплели. Самую малость.
— Я тебя понял. Но сам подумай — что же это за обстоятельства такие, чтобы из семерых красивых мальчиков, — последние слова он выговорил с той же точно интонацией, что и старуха, — трое исчезли невесть куда, а четверо такую мерзость учинили? И ведь ни один из них на самом-то деле на такое не способен.
— Найдем — узнаем, — молвил принц.
