подобной мерзости любая полынь сахаром покажется! Если на меня сначала такое возведут... пожалуй, когда я объясню, что я замыслил на самом деле, мне в степи никого и уговаривать не придется.
Великий аргин расхохотался.
— Вместишь, — уверенно посулил он. — У тебя неплохо получается. Просто не пытайся скакать по облакам, Конь Истины. Под копытами нужна земля.
Услышав второе их данных ему в степи прозваний, Лерметт покраснел. Глаза его — уже не темные, а вновь серые, как небо перед благодатным дождем — осветились тихим сиянием.
— Ты хочешь сказать, что меня несет без дороги? — не без смущения промолвил он.
— Конь Истины не ищет дорог, он их прокладывает. — Аннехара резко взмахнул рукой. — Вот и прокладывай. Довольно тебе меня озадачивать. Я хочу понять, что ты задумал на самом деле.
В который уже раз Эннеари повторял себе, что вчера Лерметта слушать надо было, внимательно слушать, а не по сторонам глазеть — в четвертый? Еще как надо было. Вот только обстановка не располагала — ну то есть совершенно.
Вот если бы вчерашний разговор состоялся в кабинете Илмеррана... ну, тогда дело другое. Гномы, они и есть гномы — неизменные, как скалы, которые их породили. Если ты единожды побывал в жилище какого-нибудь гнома, можешь и не сомневаться — куда бы его судьба ни занесла, а он и на новом месте устроится на прежний лад. В кабинете Илмеррана Арьен не увидел бы ничего совсем уж ему незнакомого, непривычного — такого, что отвлекало бы внимание — тем более, что он там уже побывал. Так ведь нет же! Лерметту вздумалось устроить посиделки в гостевых покоях, да вдобавок в комнате Аннехары — а в обиталище великого аргина все было для Арьена необычным, даже и по найлисским меркам. Арьен весь извертелся, весь измаялся, стараясь не вертеться — и все едино наглядеться не мог.
— Не отвлекайся, — скучным голосом время от времени повторял Илмерран.
Да как же не отвлекаться, когда необычное и непривычное так и хлещет отовсюду радужными водопадами! А необычнее всего в этих странных покоях их обитатель. До сих пор Арьену не выдавалось случая как следует присмотреться к великому аргину — а тут такая возможность выпала! Он изо всех сил старался не глазеть, а достойно поглядывать исподволь, но получалось не всегда. Ответный взгляд Аннехары откровенно лучился понимающим весельем.
Арьен в жизни не видал никого, хоть бы отдаленно похожего на Аннехару. Великий аргин был морщинистый, жесткий и сухой до звонкого шелеста, как сушеный красный перец — только кожа его была не красной, а коричнево-золотистой, словно тело Рассветной Башни, и если бы Аннехара вдруг окутался трепетно мерцающим сиянием, Эннеари ничуть бы не удивился.
— После Юльма и Адейны идет Риэрн, — невозмутимо продолжал между тем Лерметт. — Династические цвета — черное с серебром.
— Это сейчас — черное с серебром, — уточнил Илмерран.
— Что значит — сейчас? — не понял Эннеари.
— Что в Риэрне права на трон имеют два рода, а не один, — пояснил вездесущий Алани. — Равные права. Путаница страшная. Вот уже семь веков...
— Семьсот двадцать три года, — педантично поправил Илмерран.
— Ну да, — не смутился Алани. — В общем, иногда они по три-четыре поколения сидят тихо, а иногда свергают друг дружку с трона по пять раз на неделе. Полностью истребить соперников победителям и в голову не приходит — попривыкли, наверное, за семь-то веков...
— За семьсот двадцать три года, — подчеркнул Илмерран.
— В общем, они сами привыкли, а для всех остальных эта кутерьма хуже зубной боли. То на троне красно-золотые, то черно-серебряные... сейчас вот как раз черно-серебряные.
— Именно, — подхватил Лерметт. — Короля зовут Иргитер.
— Это сейчас короля зовут Иргитер, — снова встрял Илмерран.
— Что значит — сейчас? — Эннеари чувствовал, что у него начинает кружиться голова.
— Что король, которому вскочило в дурную голову приколотить фискальный год к бюджетному, долго венец на этой голове не удержит, — невозмутимо пояснил Илмерран. — Слишком уж она глупая.
От его пояснений понятнее не стало — скорей уж наоборот. Однако Эннеари решил не переспрашивать. Он понятия не имел, что такое фискальный год, что такое год бюджетный и какими именно гвоздями их собирается сколачивать воедино незнакомый ему король Риэрна. Тем более Арьен знать не знал, почему этого делать ни в коем случае нельзя. Он просто решил поверить Илмеррану на слово. Гном знает все на свете, и уж если он говорит, что король Иргитер совершает глупость, значит, так оно и есть. А вот если Эннеари начнет расспрашивать гнома, что означают все эти неизвестные ему слова, то сам совершит глупость ничуть не меньшую — ибо разъяснение он получит, и затянется процедура этого разъяснения, самое малое, до послезавтра.
— В любом случае, нынешний король зовется Иргитер. — Лерметт устало провел рукой по лбу снизу вверх, что окончательно утвердило Арьена в решении никаких разъяснений не спрашивать. — Драгоценности короны — черно-белая пейзажная яшма в стальной оправе... Алани, что ты там строчишь? Что это такое?
— Шпаргалка, ваше величество, — взметнул ресницы Алани.
— Что-о? — оторопел король. — Зачем?
— А затем, — с подозрительно невинной кротостью во взоре ответствовал паж, — что запоминать с первого же прослушивания уйму не связанных между собой глупостей — исключительная привилегия вашего величества. Я, конечно, не хочу сказать ничего плохого о способностях эльфов — тем более, присутствующего здесь эльфа...
— Лентяи, все до единого, — безжалостно изрек Илмерран. — Даровитые, но беспардонно безалаберные. И совершенно лишены должной методичности в занятиях. Конечно, люди в отношении прилежания и методичности тоже не подарок, но...
В уголках рта Лерметта пряталась улыбка — с большим трудом, надо заметить, пряталась.
— А потому, ваше величество, — прежним тоном заключил Алани, — это вам привычно запоминать столько всякого разного — а всем прочим простым смертным... а также бессмертным... требуется шпаргалка.
— Надо будет сообщить твоему руководителю занятий, — заметил Илмерран.
— Вот еще! — деланно возмутился студент Арамейльского университета. — Меня хоть раз кто- нибудь со шпаргалкой ловил?!
— Я буду первым, — пообещал Илмерран.
Аннехара, доселе слушавший молча, захохотал.
— Значит, Риэрн, — с бесконечным терпением вернулся к делу Лерметт. — Дальше идет Окандо, король Аккарф. Династические цвета — все оттенки лилового, коронные драгоценности — аметисты. Запомнил?
Если бы! В голове у Эннеари сверкали и вспыхивали бесконечные кольца и ожерелья с самыми разнообразными камнями, взлетали, словно в танце, разноцветные плащи... да если бы не умница Алани со своей шпаргалкой, быть бы сейчас Арьену кромешным дураком. Такое толпище королей с придворными... эльфу бы нипочем с ходу не разобраться, кто есть кто и откуда явился.
Эннеари незаметным движением, как учил его вчера Алани, отогнул манжету и заглянул в шпаргалку, делая вид, что просто хочет поправить волосы и поднял руку только для этого. Уф-ф... вроде бы получилось не слишком нарочито... хотя все равно, наверное, заметно — и как только студенты ухитряются, бедолаги? Впрочем, они как раз не бедолаги, а шустрые ребята — потому что бедолагой, для разнообразия, придется временно побыть ему самому. Нет, не станет он учиться в Арамейле — ведь для этого надо уметь пользоваться шпаргалкой, да еще незаметно... ему вовек не навостриться, и думать нечего.
По крайности, хоть что-то он успел в шпаргалке вычитать. Плащи цвета морской волны поверх золотистого — именно так, а не наоборот... это, значит, Юльм. А невысокий человек с крупным перстнем зеленого янтаря на правой руке, надо полагать, король Юльма Эвелль. Тот самый. Гроза пиратов. Лерметт вчера рассказывал, что Эвелль совсем еще молодым разнес на щепочки целую пиратскую эскадру — а пленных пиратов поставил перед выбором: висеть в петле на рее — или служить отныне Юльму верой и правдой. Другой бы этих головорезов поразвешивал, как праздничные гирлянды — но у Эвелля никогда и
