иная правда хуже лжи выходит. Лерметт смутился тяжело и томительно, будто его застали за чем-то неприглядным.
— Конечно, — кивнул Эннеари. — Слово, и верно, неподходящее. Какая же она хорошенькая, если она просто красивая. Очень. Зря она себя уродует. Впрочем, не мне знать — может, так полагается.
Вот теперь и для Лерметта настал черед непритворно удивляться.
— Ты это... серьезно? — осторожно осведомился он.
— Вполне, — ответил Эннеари с непринужденной прямотой, исключающей малейший намек на шутку. — У вас, людей, что ни страна, то обычай, всех и не упомнишь. Откуда мне знать, что за обычай заставил ее так вырядиться... и не только вырядиться.
Лерметт ничего ему не сказал. Он переваривал ошеломляющую новость молча.
— Хотя... — эльф задумчиво повел плечом. — Не уверен, что ты бы ее красоту сразу заметил, даже не сотвори она над собой такого. Она ведь не замок, она ключ.
— А это что еще за эльфийское присловье? — вновь удивился Лерметт.
— Не совсем эльфийское, — поправил его Эннеари. — Пограничное. У нас замков не водится, сам ведь знаешь. Как бы тебе объяснить... вот я — замок... и ты тоже, особенно с человеческой точки зрения. А Илери, к примеру, для нас — замок, а для вас — наверняка ключ. Шеррин — ключ, вне всяких сомнений.
— И что это должно значить? — Лерметт только потому не терял хладнокровия, что уже успел несколько привыкнуть к эльфийской манере изъясняться. К тому же долг платежом красен — разве не он только что точно так же томил Арьена окольными разъяснениями?
— А вот что. — Эльф спрыгнул с ветки и подошел к молоденькому клену. Алая листва, залитая холодным золотом позднего рассвета, пламенела, словно костер на ветру. — Это — замок. На виду висит, так сам в глаза и бросается. Мимо не пройдешь, не заметив. Яркая красота, броская, резкая. Ее и искать не надо — издали видно.
— Понимаю, — согласно кивнул Лерметт.
— А ключ... — Эннеари огляделся в поисках подходящего примера. — Да вот хотя бы, в двух шагах от тебя... эй, куда ты смотришь? Поди сюда.
Лерметт послушно встал и подошел к эльфу.
— Вот тебе и ключ, — улыбнулся эльф, указывая на крохотное растеньице почти у самых своих ног.
Лерметт потянулся было сорвать стебелек, но Арьен ухватил его за плечо.
— Куда?! Нет, ты не рви — сорвешь, ничего не увидишь. Так прямо в руках и завянет, до глаз не донесешь. Ты сам к нему нагнись.
Стебелек едва доставал Лерметту до щиколотки. Сгибаться пополам было нелепо, и Лерметт опустился на колени прямо в ледяную росу, и уж только тогда нагнулся.
— Смотри, — шепотом пронеслось над его головой, — смотри внимательно.
Узкие расходящиеся листья были беспорочно изящны. Они пленяли четким совершенством очертаний. Их разлет радовал глаз — не грубо размашистый и не жеманно сдержанный, а естественный, как само дыхание. Поблекшая зелень уже слегка тронулась по краям чуть заметной желтизной, но растеньице не сдавалось осени. Оно ничуть не выглядело привялым — наоборот, хрупкий стебелек вопреки холодам венчался крохотным белоснежным цветком, едва различимым с высоты человеческого роста, но вполне заметным вблизи. Лерметт невольно приблизил к нему восхищенное лицо и замер. Рядом с немыслимой нежностью тонких лепестков бархатистость розы казалась грубой, а белизна жасмина — нарочитой. Их соразмерная стройность завораживала.
— Вот это и есть ключ, — засмеялся Эннеари. — В отличие от замка, на виду не валяется, его еще поискать надо. Зато когда найдешь — глаз не оторвать. А замок быстро взгляду примелькается. Понимаешь?
— Да, — ответил, подымаясь, Лерметт. — Может, и не все, но самое главное.
— Да? — прищурился Арьен. — Что же именно?
— Чтобы найти ключ, — убежденно произнес Лерметт, — надо сначала встать перед ним на колени.
Глава 7
Дипломатия правит бал
Когда узкий луч из смотровой щели коснулся мерной отметки на середине стола, и их совещающиеся величества покинули залу совета ради трапезной, Лерметт едва смог утаить вздох облегчения. Прежде он всегда испытывал досаду, когда приходилось оторваться от переговоров ради чего бы то ни было. Прежде — но не теперь. Переговоры явно зашли в тупик. Впрочем, тупик — это еще не совсем то слово. Слов, гораздо более точно и выразительно описывающих то место, в котором, вне всякого сомнения, застряли переговоры, Лерметт мог бы вот так, с маху, припомнить не меньше дюжины — хотя и они казались ему недостаточными. Возможно, у гномов могло бы найтись более или менее подходящее словечко... а даже если и нет, им придется его изобрести. Вот теперь точно придется. Гномы не терпят приблизительности — вот почему их язык никому, кроме них самих, недоступен... ну, разве что в основах. И если уж на свете появляется что-то неслыханное, невиданное и вообще доселе неведомое, эти зануды не успокоятся, покуда не придумают слово, определяющее загадочный предмет точно, полно и всесторонне. Ну, на сей раз им придется попотеть. Придумать слово, способное передать, в какую яичницу с гвоздями ухитрились обернуться эти переговоры — это и для гномов задача превыше сил.
— По-моему, — тихонько молвил Лерметт сидящему рядом Илмеррану, — это все-таки была неудачная идея.
— Какая именно? — уточнил гном, отхлебывая вино. В его быстрых глазах, остро сверкнувших поверх края чаши, явственно читалось неодобрение, понятное Лерметту без труда: как же ты, король, дипломат, почетный доктор наук и мой ученик, в конце-то концов, можешь изъясняться столь неточно? Экое разгильдяйство... а может, даже и безответственность!
— Обсуждать частности, хотя согласие по предмету в общем еще не достигнуто, — вздохнул Лерметт.
— Нет, ну отчего же, — флегматично возразил Илмерран. — Вполне разумная мысль... твоя, между прочим.
— Когда я ее изрек, мне тоже так казалось, — отрезал Лерметт.
— Вполне разумная мысль, — с нажимом повторил Илмерран. — То, чего нельзя вместить сразу, можно усвоить по частям. Никто не может закинуть в глотку единым разом жареного кабана... даже наш эттармский приятель, — добавил гном, покосившись на Эттрейга; тот неторопливо ел небольшими кусками с удивительно сдержанным изяществом, как и принято среди оборотней. — Даже и в мохнатом виде. Пасть не вместит. Но если разрезать данный съедобный объект на кусочки надлежащего размера... можно ручаться, что бедную свинку уплетут подчистую.
Сравнение вкусного жаркого с неаппетитной дипломатией Лерметта позабавило.
— Я не понял — ты мой советник или мой повар? — с усталым ехидством поинтересовался король.
— Кто — я? — фыркнул гном. — Нет уж. Только не я. Из нас двоих, Лериме, мастер заваривать кашу именно ты.
Лерметт тоже фыркнул, только чуть потише. Поделом тебе, твое величество. Тоже вздумал — с гномом в ехидстве состязаться. Что бы гном ни взялся делать, он это делает педантично и добросовестно. И если гном взялся ехидничать, никакому королю его не переязвить... хоть бы и почетному доктору наук. Сноровка не та.
— Боюсь, моя каша давно и безнадежно подгорела, — вздохнул Лерметт. — Как еще и котел отскребать, непонятно.
— Ну что ты, — улыбнулся Илмерран. — Она еще даже не закипела.
