начинаешь это делать – и уже не можешь остановиться?
– Инстинкт убийцы, – подсказал я.
– Да, многие называют это так. Но есть вещь хуже. Когда ты убиваешь помимо своей воли. Словно тебя за веревочку дергают. Ты, Хансер, не изведал этого – умудрился обойти. Потому на тебя охотилась вся планета.
– А ты? – спросил мой друг.
– Во мне это было, – призналась Гюрза.
– Было? – уточнил я, на всякий случай отодвигаясь.
– Было. До Бремена. Там мне пришел приказ убить тебя любой ценой. И я не смогла. Я шла не на убийство. Три раза во время нашего поединка во мне вспыхивало то, что вы называете инстинктом убийцы, но я подчинила его. Потому что мне надо было, чтобы ты жил, даже…
– Даже если ты умрешь, – подсказала Тайви.
– Да. Я была готова и к этому. Это очень неприятно, когда тебя дергают за веревочки. Против этого не помогают ни узы домена, ни клятва на крови. Только истинное нежелание убить. Зато, порвав эти нити, восстановить их невозможно. Возьми этих дарклингов, Хансер. Они будут верны не домену, а тебе, но какая разница?
– А если я умру?
– Они отомстят… Да не это главное.
– Им цель нужна, – сказала Тайви. – Долг не перед собой, а перед другими. С собой иногда так просто договориться. В них есть гордость, которая не позволит предать тебя.
– Значит, решено. Восемнадцать дарклингов, я, Гюрза и Луи. Двадцать один воин. «Очко». – Хансер усмехнулся. – Шесть часов отдохнуть, потом выступаем. Пусть кто-нибудь из повелевающих стихиями, что пришли со Снорри, забросят нас поближе к замку.
Колесо, сотворенное из клинков и стрел, набирало обороты. Иногда от его неудержимого бега у меня кружилась голова. Сложно это было – после месяца относительной праздности перейти к действиям, молниеносным перемещениям, битвам, которые идут одна за другой. Но мы выдержали, потому что была у нас цель и огонь в душе.
Никто не правил нашей судьбой: мы протянули руку и сжали ее в своем кулаке. Покажите того смельчака, кто решился бы у нас ее отнять.
Нас перебросили к самым полям возле Зеленого замка. Портал открылся в лесу на очень короткое время. Мы еле успели выскользнуть из-под носа у тех, кто смыкал кольцо осады вокруг Города Ангелов. Еще минут десять промедления – и Эдем накрыл бы купол магической блокады. Они стянули туда все свободные силы. Подавить восстание в зародыше. Конечно, они не виделись с нами, не говорили, не знали о сжигающем нас огне, иначе, как и Леонид, поняли бы – не нужен нам ангельский город.
Нет, они считали, что смирились мы с потерей своего домена, что хотим выбить себе место под солнцем, уже все равно где. Мы сами загнали себя в ловушку, так думали они, и грех не воспользоваться случаем. Грех не сомкнуть челюсти капкана, не раздавить мятежников. Грех не уничтожить тех, кто не согласен с новыми обычаями Светлой стороны, тех, кто считает их навеянными дыханием Тьмы.
Они не погнали в бой перебежчиков из Зеленого домена. Не доверяли тем, кто уже предал свой алтарь. И это было хорошо. Какие-никакие, а свои, жалко их. Тайви в медвежьей шкуре и Хансер в своих черных одеждах, с закрытым лицом – только они остались на виду. Остальные спрятались в Тени. У Тайви был портальный маячок. Парный ему – у Хансера. Нам надо было пройти в алтарный чертог. Нелегкий путь. Нельзя будет прокрасться: придется убивать. Слишком много в замке коридоров без капельки Тени. И именно в них несут стражу воины.
Бывшие дарклинги нервничали, я это видел. Они не привыкли показываться без своих масок, они знали, что противостоять им будут несущие спокойствие. И в конце концов, они были одиночки, не привыкшие работать командой. А без этого не обойтись. Правда, они верили в Хансера, которого теперь, с легкой руки Гюрзы, называли Хансером, убившим семнадцать марсиан.
В полях кипела работа. Около полусотни человек в кандалах под присмотром троих. Рабы? На Светлой стороне? Хорошо, благородные сеньоры, просто отлично! Вот до чего мы докатились!
– Эксплуатация раба человеком, – проворчал Хансер, и, зная его, могу сказать, что в тот момент он так нехорошо усмехнулся, что я даже пожалел троих надсмотрщиков.
Кажется, шла обычная перекопка полей. Только раньше для этого использовали плуг и волов, а сейчас – людей и лопаты.
– Тайви, подожди здесь, – сказал Хансер и сам направился прямиком к надсмотрщикам.
– Я прикрою тебя, со стены не заметят, – сказала вслед Тайви.
Она не добавляла, что и магии не почувствуют, но я это понял. С того боя в Эдеме, когда эти двое победили херувима, между ними словно установилась непонятная связь. Они понимали друг друга без слов и будто бы дополняли. Другим стал Хансер – более спокойным, молчаливым, при этом вроде бы в мелочах оставаясь прежним.
Я узнал троих надсмотрщиков: повелевающие стихиями, из перебежчиков. Имен этих предателей не помню и узнавать не хочу – простите мне эту слабость, благородные сеньоры.
Одна рабыня упала. Даже издалека было видно, что она на последней грани истощения.
– Вставай, сука! – заорал надсмотрщик. В руке его появился огненный бич и обрушился на плечи несчастной. Двое других спокойно за всем наблюдали. А я с ужасом узнавал наказуемую. Милолика – повелевающая стихиями из Зеленого домена. Юная и прекрасная, когда мы виделись в последний раз, живая, веселая, непоседливая. К ней все относились как к большому ребенку. Аркадия же – со снисхождением, потому что Милолика не могла сотворить ни одного нормального боевого заклинания, но без презрения. А сейчас это была старуха. Так по крайней мере казалось.
– Оставь ее, тварь в человечьем обличье! – крикнул Хансер.
Надсмотрщик не прекратил своего занятия, а вот двое других выдвинулись вперед. И между ладонями у одного уже проскочили электрические разряды.
– Ты кто такой? – спросил второй.
– Забыли меня в домене, – проворчал мой друг, не сбавляя шага. Даже мне стало страшно. Молния – это не шутки. Надеется, что Тайви прикроет?
– Хансер! – Второй узнал его, вскинул руки, пытаясь сплести заклинание.
Хансер на бегу сжал кулак вытянутой вперед руки и резко дернул им в сторону. Мне показалось, что пальцы моего друга сомкнулись на горле горе-чародея. По крайней мере, чар сплести тот не успел. Отлетел тряпичной куклой прочь, упал рядом со мной, и я заметил, что хребет у него сломан, а на горле словно бы отпечаток ладони.
Из рук второго вырвалась молния, ударила в грудь Хансера и словно бы впиталась. Мой друг сделал левой рукой жест, словно маня своего противника к себе, и тот полетел навстречу. И было это против его воли, он сопротивлялся, но недолго – пока в его живот не вошло острие сабли.
Третий надсмотрщик наконец соизволил оторваться от Милолики. В глазах его начал рождаться ужас.
– Так не бывает, – пробормотал он, а потом ударил Хансера своим бичом.
Мой изменившийся друг подставил левую руку. Бич намотался на предплечье, но даже одежду не прожег, что уж там говорить о коже и плоти. Одним прыжком Хансер преодолел разделявшее их расстояние и приставил саблю к горлу надсмотрщика.
– Пощади, – пробормотал тот.
– Я не палач, – ответил Хансер. – Сними кандалы.
Я вглядывался в лица освобождаемых и не узнавал – никого, хоть наверняка не раз мы встречались, вместе пили. С некоторыми женщинами я, возможно, делил постель. И никто их сейчас не назвал бы высшими. Скорее сломавшимися. Как легко убить душу человека! Отбери надежду – и осталось только тело. Взгляд их был каким-то тупым, безразличным. Только один, когда с него сняли кандалы, вдруг бросился на надсмотрщика. Неуловимое движение, выдающее несущего спокойствие. Жилистые, худые руки вцепились в горло. Остальные тупо смотрели на него, не пытаясь ни помочь, ни помешать.
– Стой. – Хансер сказал это слово тихо, но оно словно накрыло поле гулом. И высший отшатнулся от своей жертвы. Потом обернулся, глаза наливались ненавистью.
