— Новый диктор. Из наших. Деятель клуба Петефи.
— О, этот клуб Петефи!.. Дрожжи революции!.. — Киш приподнялся на цыпочках и похлопал друга, по плечу. — Горжусь.
— Дрожжи не только в нашем клубе. Вероятно, существует более мощный центр. Я все время чувствую его невидимую направляющую руку.
— Так или не так — это уже не существенно. Существенно то, что мы побеждаем. И еще как! — Ласло Киш, выхватив из кармана газету, развернул. — Вот документ истории — сегодняшний номер «Сабад неп». Ты только послушай, что изрекает в передовой эта самая правоверная венгерская газета: «В университетах и институтах происходят бурные собрания. Это разлившиеся реки. Признаемся, что последние годы отучили нас от подобных массовых выступлений. Сектантство притупило в нас чувствительность к настроению масс, к массовым движениям. Наша партия и ее центральный орган „Сабад неп“ встают на сторону молодежи, одобряют проводимые собрания и митинги и желают успехов этим умным творческим совещаниям молодежи…» И еще не такое напечатают, дай срок! Думаю, уже завтра Имре Надь станет во главе правительства.
В «Колизей» без стука вошел какой-то подозрительный тип неопределенных лет, заросший, в толстом вязаном свитере, спортивной куртке, в черном берете. Из-под насупленных бровей сверкали настороженные глаза. Желтые сапоги начищены, туго зашнурованы крестиком.
— Что вам угодно? Вы к кому? — с удивлением спросил Дьюла.
— Это ко мне. Извини. Сэрвус, Стефан! — Радиотехник своей тощей воробьиной грудью вытолкал Стефана на лестничную площадку, захлопнул за собой дверь.
— Все сделали? — спросил Киш.
— Бутылки с горючей смесью во дворе. Полный грузовик. Два крупнокалиберных пулемета замаскированы на чердаках. Четыре легких — в верхних этажах «Астории». Автоматы розданы. Дюжина остается в запасе. Боеприпасов вдоволь.
— А как дела у соседей?
— Уже распатронили арсенал. Грузят на машины оружие. Через полчаса будут в центре города.
Мальчик посмотрел на часы.
— Прекрасно. Минута в минуту. Немецкая точность.
— Так там же больше половины швабов.
— Ладно, заткнись!
— Слушаюсь!
— На место! В плане нет никаких изменений. Действуй!
— Слушаюсь! Иду.
— Постой! Собери своих ребят и скажи… потверже и с полным апломбом, что, по совершенно точным данным разведки, в Будапеште нет правительственных войск, способных выступить против нас. В городе вообще нет войск. Есть так, кое-что, мелочишка.
— А в казармах Килиана?.. Собственными глазами видел солдат. Сегодня, только что.
— Чепуха! В килианских казармах расквартирован так называемый рабоче-строительный батальон. Он укомплектован из элементов, недостойных высокой чести носить оружие. Почти весь личный состав этого батальона находится в провинции, на шахтах Печа. А те, кто в Будапеште, если в их руках окажутся автоматы, будут стрелять назад, а не вперед. Ясно? Иди! Постой! В ходе нашей акции может случиться так, что против нас выпустят курсантов академии Ракоци. Не бойся! У них будут винтовки, а патроны… патроны будут у нас. Словом, разоружайте, заряжайте их винтовки своими патронами и чешите!.. Теперь все. Иди!
— А если русские войска выступят? — спросил Стефан и ехидно усмехнулся. — У этих не будут автоматы пустыми.
— Русские?.. Не жди. Нейтральные войска.
— Ну, а если выступят? Обороняться или нападать?
— И то и другое. Подробности уточним на поле боя. Иди!
Стефан загремел сапогами по каменным ступенькам лестницы.
Мальчик осторожно вошел в «Колизей».
Дьюла не полюбопытствовал, кто и зачем приходил к его другу. Не до того ему теперь. Спешил поделиться радостной новостью.
— Ура! — завопил он, пританцовывая.
— Что случилось? — спросил Киш.
— Только что звонили из клуба Петефи… Виват, виват!
— Дьюла, расскажи толком, что случилось? Америка объявила войну России?
— Нет.
— Катастрофическое землетрясение в Москве? Не томи, профессор!
— Мои пророчества начинают оправдываться. В «большом доме» с самого утра идет бурное заседание. Драчка! Герэ уже не наступает, а обороняется. Неминуем раскол.
— Потрясающе!
— Герэ скоро должен выступать по радио.
— Интересно, что скажет первый секретарь, когда в городе творится такое…
— Капитулирует, станет бывшим секретарем. Другого выхода нет.
— Утопающий хватается за соломинку. У Герэ есть войска АВХ.
— Нет, до этого дело не дойдет. Плохой Гэре коммунист, но он все-таки коммунист. И потом… у солдат не будет патронов. Да, кто это к тебе приходил? Что за Стефан? Первый раз вижу.
— Один из моих гвардейцев.
— У тебя уже есть гвардия?
— Я предупреждал, профессор: не хочу быть красивым дураком.
Киш поворачивает на радиоприемнике рычаг громкости и снова его ухо ласкает патетический голос:
— Новые колонны демонстрантов разливаются вокруг памятника Шандора Петефи. Наш кудрявоголовый вечно юный поэт утопает в цветах. Вы слышите? Тысячи людей поют гимн. Знаменитый артист целует бронзовую руку нашего великого предка. Толпа замирает, ловит каждое слово оратора. Он читает поэму Петефи «Вставай, мадьяр!».
Все мадьяры встают. Голос диктора зазвенел металлом. — Монах Геллерт, чернеющий на том берегу Дуная, кажется, сдвинулся со своего насиженного места выпрямился, стал еще выше, еще грознее. Да! И мертвые камни ожили, поднялись, встали на дыбы и готовы со священной яростью обрушиться на поработителей.
Киш повернул рычажок радиоприемника влево до отказа, приглушил завывания диктора.
— Умница! Поэт! Талант! В его голосе звучит боль и надежда, гнев и радость всей десятимиллионной Венгрии. Дьюла, оцени по заслугам этого человека, когда станешь министром культуры: сделай рядового диктора шефом радиокомитета!
— Тебя сделаю шефом. Это во-первых. Во-вторых, ты уже назначил меня министром культуры, не спрашивая, желаю я того или не желаю.
— Ты человек, Дьюла, и, как всякий человек, захочешь получить должное за свои заслуги перед Венгрией.
— Я хочу только одной награды: иметь право быть венгерским коммунистом.
— Одно другому не противопоказано.
— Тихо! Ты слышишь? — Дьюла подбежал к окну.
На южной окраине города, приглушенные дальним расстоянием, слышны длинные пулеметные очереди. Еще и еще. Стреляют и на севере, вверх по Дунаю.
— Вот и началось!.. — сквозь стиснутые зубы проговорил Ласло Киш. Он схватил руку друга. — Я же говорил!..
Пал Ваш ногой вышиб дверь, вбежал в «Колизей». Он в одной рубашке, бледный.
— Где Шандор? Где отец, я спрашиваю?
Дьюла молча отвернулся. Показал спину мастеру и Киш.
