Ириргану Шутвику веры нет. Ну да ладно.
Как только эльф ушел, я посмотрел на Ириргана. Строго так. Пристально. В самую душу. Глупо, конечно, было с моей стороны рассчитывать, что он устыдится или хотя бы сделает видимость, что переживает. Я и не рассчитывал на это. Просто скрестил руки на груди и вопросительно так протянул:
– И-и?
Невинный взгляд забитой, обездоленной овечки.
– Ир, я ведь не шучу…
И тут он перестал играть. Посмотрел серьезно, по-настоящему, как мог бы смотреть он сам, а не его очередная маска или, что еще хуже, мерцание. Последнее, оно ведь не маска, нет. Мерцающие на самом деле становятся теми существами, в которых превращаются, пусть и ненадолго. У меня в голове такое плохо укладывалось, и все же их раса в первую очередь опасна именно своими перевоплощениями. Складывалось впечатление, что нет в них ничего настоящего. Но я, если честно, все еще надеялся, что очень даже есть.
– Я тоже не шучу, – сказал Ир без игр и ужимок.
– Я свободная личность, совершеннолетний и самостоятельный, поэтому имею право…
– Нет, – отрезал он и шагнул ближе.
Зараза! Так и знал, что просто так этого упрямца не переубедить.
– Ир, это просто переутомление, только и всего. Совершенно не из-за чего разводить панику.
– Я и не развожу.
– Ир!
– И не надо на меня так смотреть. – Вот тут он отвел глаза в сторону, что, признаться, меня довольно сильно испугало. От его последующих слов стало только хуже. – Дело не в тебе, если тебе от этого легче. Просто… – Он запнулся, а потом молча отступил на шаг и совершенно неожиданно для меня стянул через голову светло-серую тунику. Повернулся спиной.
А дальше я не сдержался. Привычный российский мат, не имеющий с их магическими формулами ничего общего, лег на язык легко и, как ни странно, своей привычностью и обыденностью принес пусть и мнимое, но облегчение. У него татуировка, которая, как я прекрасно знал, была нанесена на всю спину, кровила сразу в нескольких местах. Сам не понимаю, почему протянул руку, чтобы прикоснуться, но Ир не дал. Просто натянул на себя тунику и повернулся ко мне лицом. Глаза у него были все еще человеческие, то есть эльфийские. Да и вся внешность, уши и все такое прочее, тоже от Ириргана, а не от Ириргавируса. Но, насколько мне было известно, в светлом мерцании у него не всплывало никаких татуировок.
– Какое отношение к этому имею я?
Он как раз повернулся обратно ко мне, и стало видно, что его лицо буквально застыло от этого вопроса. Запоздало понял, насколько грубо с моей стороны это прозвучало, и начал лихорадочно соображать, как извиниться, но Ир мертвым, индифферентным голосом ответил:
– Самое прямое. Я пытался тебя лечить. Сам. Перестарался немного.
– Лечить? – вырвалось у меня, я был возмущен и почти раздавлен, злился теперь уже не на него, а на себя. – От жизни не лечат, Ир!
– От такой, как твоя, можно попытаться. – Он вскинул голову. В глазах его была такая ослиная решимость довести меня до белого каления любым из доступных способов, что я задохнулся. Потом плюнул на все условности, шагнул к нему и обнял.
– Что мне сделать? – вырвалось у меня тихое, горькое и отчаянное.
– Просто постой так, – отозвался он и с силой обнял меня в ответ, – хотя бы немного.
– А это правда поможет?
– Надеюсь, – сипло выдавил Ирирган.
– Да, нечего сказать, – фыркнул я и прокомментировал, честно стараясь, чтобы голос звучал весело. Получилось не очень. – Две калеки, две чумы – это как раз про нас.
– Эй… я не то самое! – оскорбился Ир, молниеносно получив толкование сказанного от моего переводчика, который все еще находился у него.
– Ладно, – примирительно обронил я. – Болезный ты наш, что дальше-то делать будем? Или ты уже что-то делаешь, чего я не чувствую?
– Почти закончил, – пробормотал он невнятно, все еще вжимаясь лбом в мое плечо.
– То есть домашний арест до полудня отменяется?
– Нет, – упрямо отозвался Ир и отстранился. – Все, – через минуту сказал мерцающий, глядя на меня своими желтыми, как у кошки, глазами.
– Ты точно уже закончил? Или… – Последнее слово я произнес с беспокойством, если честно, хоть Ир и изображал из себя этакого бодрячка, я за него беспокоился. Просто так его тату кровоточить не стала бы.
– Пойдем на кухню, – вздохнув, произнес он и зачем-то взял меня за руку, прежде чем потащить за собой, как будто я сам не пошел бы.
Но меня быстро озарило. Он был растерян, чувствовал себя неуверенно, поэтому хватался за меня как утопающий за соломинку. Очень важно, чтобы в такой момент рядом был кто-то, кому хочется доверять отчаянно и беззаветно, с кем можно хотя бы ненадолго позволить себе быть слабым и беззащитным.
Поэтому, поддавшись порыву, я сильнее сжал его руку. Прежде чем начать свой рассказ, Ир усадил меня на стул у окна, устроился за столом напротив, переплел тонкие пальцы на уровне лица и, не поднимая глаз, заговорил:
– Я почувствовал тебя вчера, потому что уже давно настроился на твой эмоциональный фон. В самой процедуре нет ничего особенного, мы, мерцающие, часто к ней прибегаем. Например, когда в ранней юности создаем свои первые мерцания. Собственно, именно такими эмоциональными аналогами долгое время служили для нас леди Имре-Хач и Надменный.
– Кто? – сразу не сообразил я.
– Командиры светлых и темных во времена Северного Затмения.
– А! Те самые, – дотекло до меня.
– Да. Они. – Сказав это, Ир замолчал.
У меня был порыв поторопить его, но я себя одернул. Сосредоточился на собственных мыслях. Конкретно в этот момент думать я мог только о нем, об этом вредном тихушнике, который уже бог весть сколько времени проводил надо мной одному ему известные процедуры. Слово-то какое! Как в психбольнице. Бред! И все же у меня не получалось по-настоящему на него разозлиться. Вместо злости мучило беспокойство. Хотелось, чтобы Ир прекратил играть в молчанку и рассказал мне все как есть. Прямо сейчас. А после хоть трава не расти.
– Ир? – протянул с вопросом.
Он резко выдохнул и все же встретился со мной взглядом.
– Прости, – удивив меня этим словом, произнес мерцающий и вернулся к объяснениям: – Я синхронизировался с тобой эмоционально, как только поймал себя на том, что мерцать, когда ты рядом, мне проще. И дело не только в этом. Переходные состояния… Понимаешь, я потому и находился так долго в своих мерцаниях и предпочитал не возвращаться в себя, что мои переходные состояния всегда были очень яркими… – Ир снова решил замолчать, я понял это по тому, как он поджал губы. Поэтому поспешил вставить свои пять копеек.
– То есть в своем переходном ты частенько себя не контролируешь? – в лоб спросил его.
– Контролирую, но именно в этом состоянии могу сказать такое, о чем предпочел бы умолчать в любое другое время. Именно потому…
Меня озарило. Да-да, уже привычно. И все же.
– Ты из дома сбежал, – сказал тихо.
И, как ни странно, ошибся. Ир на это только насмешливо фыркнул.
– С дедом поругался, – поправил он меня, – высказал ему все, что думал о его методах воспитания. Обвинил в страшном, сказал, будто именно он виноват в том, что в последние годы процент детских камер только увеличивается…
– Постой, постой… – перебил я, – каких таких детских камер? – Разумеется, в моем воображении, испорченном плеядой сериалов о зеках и тюрягах, нарисовался какой-то изолятор временного содержания с
