только острых углов. Подбородок его венчала узкая острая эспаньолка, а нафабренные усы были почти такой же длины, что и его шпага, за эфес которой он хватался при каждом волнительном моменте, как сердечник за сердце. А волноваться было от чего. Немец все набавлял и набавлял, а испанец не хотел уступать, уверенный, видимо, в своем выборе. Немца этого Валентин видел здесь каждый день, а испанец появился впервые. Несмотря на обманчивую домашнюю внешность, немец игрочищем был азартнейшим и просаживал каждый день сумасшедшие суммы. Каков в игре нервный, постоянно горячившийся испанец, Валентин не знал, но был почти уверен, что в этой схватке немец блефует, как всегда.
— Сорок пьять! — поднял еще раз ставку немец, выкладывая на стол серебряные кругляши рублей.
Испанец, нервно дергаясь, принялся копаться в складках своей одежды, выковыривая из карманов рублевые монеты. Пятую он искал особенно долго, но наконец добавил и ее к своей кучке серебра.
— Шорок пят! — многозначительно изрек он. — Ты открыват?
— Найн, — брякнул немец. — Пьятьдесять! — И добавил к своей горке еще пять рублей.
Испанец вновь принялся копаться в карманах, наконец вытащив из-за пояса кожаный мешочек, он развязал его и извлек оттуда монету.
— Золото! Дублон! — торжественно провозгласил он. — Болше пят рубл. Я открыват!
— Найн, найн, — завопил немец. — Нельзя дублон! Толко рубл можно!
Вслед за немцем загалдели все остальные, требуя от испанца убрать дублоны и играть только на рубли.
— Каррамба! — вскричал он, в очередной раз хватаясь за эфес своей шпаги и вертя из стороны в сторону головой.
Народ попятился от него, опасаясь то ли его шпаги, то ли острых кончиков его усов. Вперед выступил Дик и на правах хозяина попробовал призвать испанца к порядку.
— В Руси можно рассчитываться только рублями. Разве идальго не знает этого?
— Знает! — прорычал испанец. — Кто обменять дублон на пят рубл? Я открывай.
Но в ответ он услышал дружное «нет».
— Менять можно только в меняльной конторе, сэр, — пояснил Дик. — Никто из нас не имеет права менять вам деньги. Это есть нарушение закона, милостивый сэр.
— Каррамба! — вновь взревел испанец. — Вонюший купчишки! Вы иждеваетс меня! — Тут же он не просто ухватился за эфес, но и потянул шпагу из ножен.
— Эй, эй, стойте, стойте, идальго! — Валентин решил, что настал самый подходящий момент для вмешательства во взрывоопасную ситуацию. — Я займу вам пять рублей. Завтра отдадите. Или сегодня… Если выиграете.
Он протянул испанцу монеты. Тот бросил их на стол и постучал пальцем по донышку стакана.
— Мой выбор, — напомнил он всем присутствующим. — Открывай! — велел он Силе.
Тот поднял стаканчик. Шарик оказался под ним.
— Майн готт! — вскричал немец и схватился за сердце. А… А… — Он судорожно хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.
— Воды, воды! — закричал кто-то. — Он умирает! Лекаря!
Вокруг поднялась суета. Кто-то бросился за водой, кто-то за лекарем, а испанец сгреб серебро, лежавшее на столе, в одну кучу, отобрал из нее пять монет и вернул их Валентину.
— Шпасибо! Я ваш должник. Иван Фернандо Альба. — Он протянул руку Валентину.
— Михайла Митряев.
— Я живу постоялый двор «Золотой медвед». Буду рад видет вас.
— Хорошо, хорошо. Еще здесь увидимся.
Валентин похлопал испанца по плечу. Пока вокруг несчастного немца царила суета, самое время было смотать удочки. Он подмигнул Ерохе и Силке, помахал рукой Дику и направился к выходу.
— Послушайте, парни, что за ерунду они там устроили с иностранными деньгами, обменом и прочим? — спросил Валентин у друзей, когда они уже покинули контору Дика и шли по улице.
— Так запрещено же иностранные деньги давать и брать за что бы то ни было, — ответил ему Ероха.
Странно, но до сих пор у Валентина не возникал вопрос — как же рассчитываются между собой многочисленные иностранные купцы, торгующие в Ярославле. А то, что они заключают сделки не только с русскими купцами, но и между собой, это он видел собственными глазами. Индусы везут в Ярославль драгоценные и полудрагоценные камни, золото в слитках, арабы — благовония и специи, китайцы — чай, шелк, персы — тот же шелк и всевозможные красители, немцы и голландцы — сукно и бархат, чехи — серебро в слитках, шведы — железо, англичане — шерсть. А в Ярославле, на торжище, происходит своеобразный микс. Каждый продает свое и покупает чужое, чтобы продать его дома. Получается двойная выгода. Продал свой товар — наварил, закупил здесь же чужой, отвез его домой, продал — опять же наварил.
Как следовало из ответа Ерохи, торговля во всех случаях идет за рубли. Но откуда они их берут? Иностранцы-то?
— Слышь, Ероха, — решил уточнить Валентин. — А откуда иностранцы наши рубли берут?
— Знамо откуда, в конторах меняльных. Свои сдают, а наши в обмен получают.
«Получается, что я почти месяц провел на этом торжище, а такой интересный факт, как существование валютных обменников, умудрился пропустить, — с досадой отметил про себя Валентин. — Однако важен не столько сам факт наличия обменников на ярославском торжище, сколько отношение здешней публики к валютнообменным операциям. Сказали им: «Нельзя!» — черт возьми, и они беспрекословно исполняют этот запрет. Даже в двусмысленной ситуации игры на деньги они не забывают безукоснительно следовать закону о, назовем его так, валютном регулировании. Да, они на нас непохожи. Они лучше, чище, что ли… Во всяком случае, законопослушнее. Хотя сей факт я уже отмечал раньше. Неизвестно, что дает такой результат: страх перед неизбежным наказанием за нарушение закона или же природная тяга человека к упорядочению, регламентации жизни. Но пусть с этим разбираются специалисты по теории права. Для меня важно другое. Я попал в эпоху, когда, похоже, нравственные устои, общественная мораль уже дрогнули. Уже появилось поколение, ищущее для себя «лазейки». Взять, к примеру, того же Дика и его «гостей». Валюту они менять отказались. Чтут закон. Но в три стаканчика ведь играют! А от этой игры за версту разит уголовщиной! Но она, черт возьми, не запрещена законом. Хм-м… Обмен валюты… Это может быть интересно, надо будет подумать в этом направлении. Для начала же необходимо собрать об этом как можно больше информации».
— Эй, парни, а вы когда-нибудь были в меняльной конторе?
— А на что она нам нужна? Нет, конечно, — ответил за себя и Силу Ероха.
— Ладно. Я зайду еще к Надею, а вы сгоняйте в Нагорную. Проверьте, не вернулся ли Ванька. Встречаемся дома.
На том и порешили. Ероха с Силкой отправились в Нагорную слободу, а Валентин — в околоток городовой стражи — пораспрашивать Надея о заинтересовавшей его теме. Для начала Валентин рассказал ему о том, что произошло сегодня в конторе у Дика.
— Хм-м… — Надей скептически скривил губы, услышав рассказ Валентина. — Бросать скорей вам надо эту забаву. Чувствую, добром дело не кончится.
Валентин лишь глубоко вздохнул, услышав это замечание. А то он и сам этого не знает…
— Да уж деньги больно хорошие, Надей.
В этом господин обыщик и не сомневался, поскольку в начале встречи очередной рубль перекочевал из Валентинова кармана в его карман.
— То-то и оно, что хорошие. Но все одно, закругляться вам надо. А если бы тот немец взял дублон? А если бы кто-то из видевших донес?
— А если бы взял, тогда что?
— И тому, кто платит, и тому, кто берет иноземные деньги, смертная казнь полагается, — разъяснил Надей. — Это для иноземцев. Для наших чуть полегче, но тоже немало. И лишение всего имущества, и виры, и торговая казнь… Как суд решит.
— Слушай, Надей, а ты когда-нибудь в меняльной конторе бывал?
