Шеврикука, или Любовь к привидению

Департамента Шмелей и соцсоревнователь Свержов и двое флотских друзей Крейсера Грозного, отстаивавших вчера (или позавчера?) право коммунальных жильцов на свое, потомственное привидение. Эти двое спали за столом, откинувшись на спинки стульев. - Подъем! - заорал Крейсер Грозный. Покровские флотские, не открывая глаз, лишь пошевелили пересохшими губами. - Ну ладно, - сказал Крейсер Грозный. - Тебе, Константинович, сразу штрафной стакан для сугреву. - Нет. Нет! Не могу! - взмолился Шеврикука. - Только чай! - Хорошо, - согласился Крейсер Грозный. - Будет тебе чаепитие. Мы уважаем любое, пусть и противоположное мнение. Остальным он плеснул в стаканы 'Пшеничную'. В последние недели в допущениях народа к питью случались просветы, и не один самогон являлся теперь на столы граждан. - Константиныч, - сказал Крейсер Грозный, положив руку на плечо разомлевшего японца. - Вот ты не поверишь, а это мой лучший Друг. Такеути. Да. Такеути Накаяма. Давай выпьем и поцелуемся, Такеути-сан! - Пожалуйста! - обрадовался японец. - Гнал бы ты подальше всех этих косопузых! - сердито сказал Свержов. - Ты не прав, - возразил Крейсер Грозный. - Вот ты сидишь за столом, а Такеути-сан бегает и, между прочим, марафоны. Он - марафонец. Туда-сюда. Хочешь - по ровному месту. Хочешь - по холмам. Хочешь - на Фудзияму. - Пожалуйста! - подтвердил японец. - Ба! Свержов! - сообразил наконец Крейсер Грозный. - Ты опять повесил свой дурацкий плакат! Уже снимали! И теперь снимем! На груди и на животе Свержова на проволочной дуге, обходившей шею, держался фанерный транспарант со словами: 'Не вписался в исторический поворот'. Совсем недавно бывший соцсоревнователь Свержов открывал торговлю египетскими бульонными кубиками вблизи Малого театра. А сегодня Сергей Андреевич, Крейсер Грозный, увидел Свержова у Крестовского моста на тротуаре, с опрокинутой тюбетейкой для подаяний, пристыдил его, поднял с колен и чуть ли не силой привел к себе. Свержов сначала бранился, потом плакал и позволил снять фанеру. Теперь опять водрузил ее на себя. - Я не ради возбуждения жалости, - стоял на своем Свержов. - А как документ предупреждения. Россия кровью набрякла! И стукнул кулаком по столу. - Но народ не унывает, - строго сказал ему Крейсер Грозный. - О, Фудзияма! Е...на мама! - не открывая глаз, пропел один из покровских. - Япона мама! Япона! - поморщившись, поправил вульгаризм приятеля Крейсер Грозный. - Вот япона. А вон там, далеко, - его мама. Эти японцы, - Крейсер Грозный обращался к Шеврикуке, - как дети малые. Как наши братья меньшие. Их обидеть ничего не стоит. Я позавчера его, Такеути, чуть не изувечил. Может, и было за что. Но все равно... Из-за чего, сан Такеути, я тебя бил? - Привидение, - пробасил японец. - Александрин! - Во! - загоготал Крейсер Грозный. - Мы позавчера ловили привидениев! Вон у них, у Петра и Дмитрия. На Покровке. - Белое привидение. Нежный цветок. Александрин! - подтвердил Такеути-сан. И кивнул Шеврикуке: - Я и вас там видел, уважаемый Игорь Константинович. - Я там... я нигде... - вяло покачал головой Шеврикука. - Я не был там... я позавчера... я был здесь... - Константиныч, и ты там был? - удивился Крейсер Грозный. - Нет, я... - Я снимал, - улыбнулся японец. - У меня есть фото. Такеути-сан достал из портфеля фотографии и вручил их Крейсеру Грозному. Оживились и покровские приятели Сергея Андреевича. Фотографии пошли по рукам, доползли и до Шеврикуки. - Меня нет, - прошептал Шеврикука. - И не могло быть. Его на фотографиях не было. А вот Гликерия и Невзора-Дуняша на них присутствовали. Это обстоятельство в иной раз не просто бы удивило Шеврикуку, а изумило бы его. Теперь он лишь принял его к сведению. И кровь текла у Гликерии из рассеченной брови, тихо вспомнилось ему. - Точно, нет нигде Игоря Константиновича, - заключил Крейсер Грозный. Ты, видно, ошибся, Такеути-сан, москвичи-то они все на одно лицо. Или аппаратуру вы делаете пока слабую, малочувствительную. - Видимо, ошибся, - расстроенно согласился японский гость. - Зато бабы выходят у вас хорошо. И что мы с тобой дрались? - Прекрасное привидение Александрин, - вздохнул японец. - Да что ты нюни распустил! - Крейсер Грозный приблизил бутылку 'Пшеничной' к стакану Такеути-сана. - Дадим мы тебе эту Александрин! Нужна нам эта Александрин! Вон Свержов не даст соврать. У нас этих привидений пруд пруди! Экая важность! Вам надо - берите. Вам острова нужны - берите. У нас этих островов! Хотите, мы вам еще и города дадим. Как скажешь сейчас же! У вас какие города? Хиросима, Нагасаки... Вот. Нагасаки! А мы вам в придачу дадим Семилуки, Кобеляки... Еще что? - Кобеляки - это теперь не наши Кобеляки. Кобеляки - это теперь Великой Малороссии город, - не открывая глаз, произнес покровский Петр. - Или Малой Великороссии... Шут их разберет. - У них Кобеляки, - подал голос Свержов. - Зато у нас есть Кулебаки. - Вот! А у нас есть кулебяки! - успокоил японца Крейсер Грозный. - Еще вкусней. Особенно с судаком! - Не кулебяки, а Кулебаки. На Оке. Рядом с Выксой и Муромом. Там железо делают. '...На Оке под Муромом миллионщик Бушмелев владел железноделательными заводами', - вспомнилось Шеврикуке. - Тем более! Кулебаки с железом! Это тебе не с судаком! - Крейсер Грозный чуть ли не в восторг пришел. - Давай шарахнем по стакану! А я тебе, Такеути-сан, расписку напишу. И на привидение, и на Семилуки с Кулебаками. Выдать - и немедленно! Хочешь - на два привидения. Одно возьми тощее. Хочешь еще города? Вон там валяется атлас. Подбери. А я пока пойду подогрею водку и перелью в чашку. Чтоб была, как саке. - Не надо! Греть не надо! Пожалуйста! - Не надо. Греть не надо, - согласился Крейсер Грозный. - Это по-нашему. Слушай, Такеути-сан, давай поцелуемся! И Крейсер Грозный с японцем Такеути Накаямой обнялись и расцеловались. Осушили стаканы. - Нет, Константиныч, ты понимаешь, - опять обратился Крейсер Грозный к Шеврикуке, - позавчера мы с ним бились, как лютые враги, мне он ребра поломал, ну не ты, не ты, Такеути-сан, а давай я тебя буду звать Сан Саныч, не ты, не ты, успокойся, кто-то другой, и этим, моим чернофлотским корешам, Петру и Дмитрию, носы своротил, ну не ты, не ты, Сан Саныч, успокойся, а сегодня мы нашли друг друга и стали, как братья. Где бумага? Где ручка? Вот бумага. Вот ручка. Пишу. Все свидетели. От Имени... кого? И по поручению... кого? Не важно. На основании закона... Во! На основании закона. Выдать господину Такеути Накаяме... Накаяме... так... выдать привидение Алексан... нет, замнем для ясности, просто привидение, количеством одно, проживающее... нет, имеющее место в доме номер... забыл, глазами помню, а номер забыл, это мы вставим... на Покровке и города Семилуки, Кулебаки и... и Армавир! Хватит пока? - Хватит! Хватит! Пожалуйста! - Ставлю подпись. И вы все расписывайтесь. И в получении тоже. - Ты, Грозный, прекрати городами разбрасываться! - воинственно произнес Свержов. - Да у нас этих городов! - Дмитрий, - стал тормошить соседа покровский Петр, - Серега наше привидение выдает Японии. - Не допустим, - не открывая глаз, произнес Дмитрий. - Да не ваше привидение, дурачье! - Крейсер Грозный показал всем фотографию, исполненную Такеути- саном, и ткнул пальцем в Невзору-Дуняшу. Или вот это. 'Ни в коем случае!' - ощутив покушение на права и свободы Гликерии, хотел было протестовать Шеврикука, но не смог и промычать. 'Так нельзя. Так нельзя. Надо стряхнуть с себя дурман. Нельзя жить таким расслабленным, будто заговоренным или заколдованным', - пытался внушить себе Шеврикука. Все в нем, и мысли тоже, было растянуто, зыбко, уплывало куда-то и не имело краев. Надо было удержать себя в своей сущности, сжать себя, восстановить очертания и защитные свойства. Ну, ну, еще, еще, через боль, через страх, ну, принуждал себя Шеврикука к самоуправлению. И отчасти преуспел. Все в комнате стало для него определеннее и очевиднее. Можно было разглядеть следы сражения на лицах японца, Крейсера Грозного, понять, что глаза покровского жителя Дмитрия не открываются по причине того, что они затекли. 'И, несмотря ни на что, Такеути-сан и особенно Крейсер Грозный бодры и свежи, - думал Шеврикука, - а я...' Хозяин квартиры Сергей Андреевич, останкинский Громобой, был несомненно бодр и радовался обстоятельствам окаянной жизни, будто бы все они были достойны флагов расцвечивания. - Ты этой Фудзияме отпиши еще своего змея, - мрачно посоветовал Свержов. - Какого змея? - оживился японец. - Пожалуйста. У вас есть змей? - Слушай, Свержов, - сказал Крейсер Грозный, - ты все со своей фанерой сидишь. То ты носил значки победителя соревнования, сразу три штуки, и их не снимал. Теперь не снимаешь фанеру. А ведь снимешь. - Я говорю: змея не зажимай. Анаконду своего. - Анаконду? - Такеути-сан не мог успокоиться. - Мы очень любим змеев. Мы запускаем змеев. У нас в легендах... - Это потом. Когда-нибудь, - Крейсер Грозный нахмурился. - Змей занят. Из вас кто-нибудь пил с императором? А я пил. С Хайле Селассиеи! Ты вот, Свержов, пил с императором? Нет! 'Кто же меня дурманил? - вернулся к своему Шеврикука. - Не ставили ли надо мной опыт? И были ли на Покровке Пэрст-Капсула, Продольный с Любохватом, зоркие сычи из Темного Угла, Бордюр? Или они мне примерещились? А может, постаралась Гликерия? Какой ей расчет? Все. Более об этом не думать. Сегодня - одно лишь восстановление и заставы на рубежах'. - Константиныч, а ты пил с императором? - загремел над ухом Крейсер Грозный. - Нет. И сегодня, если император придет, я не буду пить с ним, - сказал Шеврикука. - Вы обещали мне чай. - Царица Морская и папа ее Нептун! - Сергей Андреевич хватил ладонью по лбу. - Сейчас будет! И принес через пять минут чай, с пряниками и крыжовным вареньем. - У нас есть император. Пожалуйста, - сказал японец. - У нас в легендах змеи с крыльями. Ваш змей с крыльями? - С крыльями! - кивнул Свержов. - У него змей с крыльями, с зубами и с яйцами, берите, не прогадаете. - Насчет змея, Сан Саныч, успокойся, - сказал Крейсер Грозный. - Хочешь, я тебе еще достану привидениев.