Шеврикука, или Любовь к привидению

водопадом меж грудей и в коротких пестрых брючках-леггенсах, в Москве называемых лосинами. Крупные ступни свои она пожалела и надела кроссовки. Опять же по причине жары, как и многие их землячки, Гликерия и Дуняша были теперь бронзовотелы и вполне соответствовали мнению иностранных наблюдателей о цветущем виде московских привидений. И не Шеврикуке было дело судить, уместны или не уместны в гостиной вблизи фортепьяно и 'Балета невылупившихся птенцов' шорты, леггенсы и топ-блузки. Но у тех, кто был в соседних Апартаментах, кто был в номерах других сотен и уж тем более у тех, из-за чьих усилий, мук и страстей в Доме Привидений гудело и содрогалось, они могли вызвать раздражение, а то и злобу. Не исключено, что Гликерия, а за ней и Дуняша, прикидывая поутру, во что одеться, имели в виду это раздражение и злобу. Переполох шел третий день. Им же, мол, на все наплевать. А Шеврикука чувствовал: Гликерия с Дуняшей - в воодушевлении, готовы к подвигам, но и нервничают. - Поводом к появлению у нас, Шеврикука, вы могли держать интерес к судьбе двух вещиц, - Гликерия ударила пальцем по клавише. - Ну хотя бы, - сказал Шеврикука. - Можете не беспокоиться. Они не утеряны и в хорошем виде. И Гликерия соизволила повернуться лицом к Шеврикуке, подняла левую руку, на пальце ее Шеврикука увидел перстень, уже предъявленный публике в нижних палатах дома Тутомлиных и золотым ударом чуть было не сжегший там паутинью нить, державшую Шеврикуку. Монету Пэрста-Капсулы вправили в перстень. А фибулу? - А вторая вещица с лошадиной мордой, - сообщила Гликерия, - подошла к поясу. Через день приходится надевать костюм для верховой езды. - Этот перстень - и шорты? - все же не удержался Шеврикука. Он чуть было не развил свои сомнения: сочетается ли свежее изделие ювелиров со спортивной одеждой, чуть было не поинтересовался, нужда или блажь заставила Гликерию гулять под сводами с веером в руке. Но мысль о суверенности причуд и прихотей Гликерии остановила его. Он разглядел левую бровь Гликерии. Она была рассечена и совсем еще не зажила. И ведь на Покровке текла по щеке Гликерии кровь. Конечно, ко скольким странностям приходилось привыкать. И все же, и все же... На плечах, руках, лицах Дуняши и Гликерии Шеврикука видел следы противостояния на Покровке, для других уже исчезнувшие, они его не трогали, а вот рассеченная бровь озадачивала... Ну ладно. Вглядываться в лицо Гликерии Шеврикука себе запретил, полагая, что на это есть причины. Серые глаза Гликерии были надменно-враждебные, и это Шеврикуку устраивало. При этом он, Шеврикука, был перед ней и его перед ней не было. В глазах Гликерии появилось знакомое Шеврикуке свечение, обещавшее игру молний, движение вихрей, ухарскую езду по вертикальной стене. Гликерия нечто обдумывала. Она, видимо, пришла к решению, а теперь в голове ее возникали подробности затеи с мелкими распутьями, выбрать единственную линию она, наверное, по обыкновению, сразу не могла, готова была нестись по всем тропам, и если он, Шеврикука, признавался сейчас Гликерией реальностью, то только для того, чтобы эту реальность с пользой поместить в свою затею. 'Ага, а этот пригодится мне для...' 'Пригожусь, как же, пригожусь, - думал Шеврикука. Но и вы мне пригодитесь...' - По-моему, вы рискуете, - сказал Шеврикука, имея в виду перстень и улучшенный пояс для верховой езды. - Вам не кажется? - А вам досадно? - спросила Гликерия. - Или боязно, за себя, естественно? Или вам жалко? - Мне не боязно и не жалко, - сказал Шеврикука. - И риск я держал в соображении совсем иной. - Я поняла, - сказала Гликерия. - Кстати, если вам нужны ваши вещицы, то пожалуйста... - Нет, пока они мне не нужны, - сказал Шеврикука. - Может быть, и вовсе не понадобятся. Может быть, они и никому не понадобятся. В том числе и вам. - Вот как? - Не исключено, - сказал Шеврикука. Невзора-Дуняша взяла новую грушу. - Он у нас будет проводником, Гликерия Андреевна, - объяснила Дуняша. - Из него выйдет проводник. - Дуняша, я не просила тебя... - нахмурилась Гликерия. - Гликерия Андреевна, он ведь долго будет церемониться и делать вид, что ни о чем не знает, - сказала Дуняша. - А я уверена, что такой любознательный и проныра не мог не быть на Покровке. - Проныра? - спросил Шеврикука. - Или пройдоха? - И проныра! И пройдоха! Ведь был там? - Ну был. - Вот! - обрадовалась Дуняша. - И не слушайте его объяснений, отчего он вздумал туда проникнуть. Он наврет. И Совокупеева его замечательная там геройствовала! - Это плодотворная мысль - связать меня с Совокупеевой, - попытался улыбнуться Шеврикука, но улыбка его вышла сердитой. - Помнится мне, эта замечательная Совокупеева происходит из квартиры на Знаменке, где шляется по ночам Дама-привидение с отрезанной башкой! - Да! Шляется! Ну и что! - возмутилась Дуняша. - А Совокупеевой или ее подельщикам, проживающим в Землескребе, дом на Покровке мог показать ты. - Ага, - согласился Шеврикука. - Я их готовил, я с ними и репетировал. А не разумнее ли предположить, что это красавица Дуняша пригласила с неизвестными мне целями на Покровку свою квартирную приятельницу? Кстати, почему бы не привести туда отставную прокуроршу с ее семнадцатью кошками? - И с двумя котами! - бросила Дуняша. - И с котами! В штанах. Эффекту вышло бы больше. Богатые гости стонали бы! Хотя японцу понравилась Александрин. Более других привидений. А у японца есть вкус. - Александрин - самозванка! - воскликнула гневно Дуняша. - А японец твой дурак! - Прекратите перебранку, - тихо и твердо сказала Гликерия. - Стыдно и бессмысленно. - Я молчу. Молчу, Гликерия Андреевна, - сейчас же капитулировала Невзора-Дуняша и лукавыми глазами пообещала стать паинькой. - А ты, Шеврикука, не ехидничай и не задирайся. - Из всего разговора, - сказал Шеврикука, - я могу вывести следующее: Совокупеева действительно для вас самозванка, в сговоре с ней вы не были. Теперь ваше положение представляется вам выгодным, вы его собираетесь укрепить и использовать для... Умолчим для чего... Зачем-то вам показалось необходимым, в частности, товарищество с Совокупеевой, но не вышло, дружбы не получилось. И решено для ваших выгод сделать меня проводником. - Мы вас не звали, - сказала Гликерия. - Вы пришли сами. - Не звали, - согласился Шеврикука. - Но имели в виду. - Ох, Шеврикука, то, что ты фантазер, известно всем. А ты еще и много о себе понимаешь! Тоже мне проводник! Иван Сусанин! Дерсу Узала! - Дуняша! Прекрати! - возмутилась Гликерия. - И вытри сок на подбородке. Как ребенок! Но в том, что вы, Шеврикука, преувеличиваете свое значение, она права. Да, я о вас помнила, но из этого не следует, будто я решилась попросить вас об одолжении. - Это так, - сказал Шеврикука. - Вы и никого не попросите о каком-либо одолжении. Но вот я появился, и некая боковая мысль обо мне, как о подсобном средстве, вроде весла, или половой щетки, или уздечки, у вас, несомненно, промелькнула. - Промелькнула, - кивнула Гликерия. - Но теперь улетела. И видимо, навсегда. - Другая щетка найдется, - успокоил ее Шеврикука. - Найдется, - сухо подтвердила Гликерия. - Но это уже будет и не щетка, и не весло, и не уздечка. - Хорошо бы не веер, - не удержался Шеврикука. - Недавно явление веера вызвало у меня мысли о провинциализме и зряшном желании выглядеть богатой. - Вас дурно воспитывали, - сказала Гликерия. Губы Гликерии сжались. Она рассердилась, резко крутанув стул, вернулась к клавишам фортепьяно, и не вылупившиеся птенцы стали дергаться, биться в камерах несокрушимой скорлупы. Шеврикуку должны были бы выгнать, но его не гнали. Ему бы встать и уйти, но он не вставал. 'Веер, веер! - пришло в голову Шеврикуке. - А сам повязывал бархатный бант!' - Этак вы пальцы повредите, - сказал Шеврикука. - Или лак с ногтей сковырнете. Вам бы сейчас что-нибудь нежное... тиходостигаемое... Шопен... Дебюсси... - Шопен! Дебюсси! - Гликерия была само презрение. - Вы, Шеврикука, музыковед? Кресло Шеврикуки тут же подскочило, листы нот посыпались на пол, зазвенело стекло не выявленной по ненадобности гостиной люстры, ойкнула Дуняша и поглядела вниз: не расползлась ли у ее ног трещина. Но трясти перестало. Однако гулы и содрогания, пусть вдали и в глубине, продолжались. - От всего этого внутри что-нибудь лопнет или оборвется, - сказала Дуняша. - А еще хуже - возьмут и отменят маскарад в Оранжерее! - Маскарад? - удивился Шеврикука. - Это когда еще выпадет снег и когда откроют елочные базары! Да и не было случая, чтобы отменяли маскарады. - Знал бы ты, что у нас тут кошеварится! - всплеснула руками Дуняша. - Слышал, - сказал Шеврикука. - Переполох. Пожар в бане. Роение умов. Рвутся с цепей. Ожили и полезли из каждой щели. И будто бы началось с красавиц из Апартаментов. Кто ожил и кто полез? И при чем красавицы? - Не по поводу ли переполоха вас и привела к нам ваша любознательность? поинтересовалась Гликерия. - Что ж, и линии спины у вас, Гликерия Андреевна, по-прежнему изящны и прямы, - заметил Шеврикука, - и сидите вы хорошо, а шея и затылок ваши радуют глаз. Но и теперь Гликерия не соизволила повернуться к Шеврикуке. - Да, и по поводу переполоха, - сказал Шеврикука. - Но узнал я о нем полчаса назад. Вам-то, по-моему, надо лишь радоваться. Я возрадовался. Вот, думаю, пойдет потеха! - У вас своя потеха, у нас - своя, - жестко сказала Гликерия и опустила пальцы на клавиши. И возникла музыка уже неспешная, и будто бы холодная вода струилась по камням, и лишь изредка пугливые рыбины взблескивали в ней, и тихо вздрагивали вверху листья темно-мрачных деревьев. - Для него потеха! Для него все потеха! - Громкая, возбужденная Дуняша надвигалась на Шеврикуку, и он был уже готов к тому, что эта сумасбродная барышня влепит ему сейчас затрещину, или вцепится в него когтями, или произведет какую-либо еще экзекуцию, Дуняшина ладонь захватила ухо Шеврикуки, но ухо не оторвала, лишь потрепала наставительно, а Шеврикука получил сигнал: 'Помолчи! Не приставай к Гликерии. Не