– Он в походе, – сказал командующий. – И не скоро вернется. Ну что ж, желаю удачи…
Гриша и Миша еще раз проводили Устименку до пирса, помогли вместе с дежурным мичманом и главстаршиной с катера снести Ашхен по трапу в маленькую теплую каютку и, стоя возле Богословского, помахали Володе, как старому другу. Нора сняла с Ашхен Ованесовны шинель, бережно укрыла ее, потом долго развязывала платки, шали и косынки, которыми была укутана ее дочка.
– Теперь вылазь, Оленка, – сказала она наконец, – тут тепло, теперь уж мы с тобой не пропадем, домой приехали. Дай дяде руку, поздоровайся, это дядя доктор, Владимир Афанасьевич.
– Здравствуйте, – очень серьезно сказала девочка, и огромные ресницы ее медленно поднялись. – Я – Елена.
– Здравствуй, Елена, – так же серьезно ответил Устименко. – Ты к нам в гости едешь?
– Нет, не в гости, – заплетая дочке быстрыми пальцами косичку, ответила Нора. – Насовсем я ее взяла. Нашего папочку фашисты убили, а бабушка умерла. Мы теперь с Еленой одни на всем свете, у нас из родственников только папочкина сестра осталась, но она нас терпеть не может, ненавидит даже. Конечно, она нервная…
– Она меня била, – серьезно и строго сказала Елена. – Щипала и била. Она нас ненавидит…
Моторы завыли сильнее, волна ударила в левую скулу.
– Вышли в море, теперь поболтает маленько, – сказал Володя. У него не было больше сил глядеть на этих двух сирот.
– Давящую повязку, – командовала в бреду Ашхен, – внутривенно хлористый кальций и подкожно – камфару. Да поворачивайтесь живее!
ПРО ДЕВОЧКУ ЛЕНОЧКУ
– Вы будете меня заменять! – велела утром баба Яга Володе. – В сложных случаях я приказываю вам со мной советоваться. Если я, конечно, буду в здравом уме. И не смейте смотреть на меня с выражением сострадания в глазах, меня и так тошнит от этого проклятого сульфидина.
– Не говори много, Ашхен, – прижимая руки к груди, попросила Зинаида Михайловна. – Я тебя заклинаю.
Оганян помолчала и распорядилась подать зеркало. С минуту она глядела на себя, потом вздохнула:
– А я, знаете ли, похорошела. Представляете, вдруг в гробу Ашхен Ованесовна Оганян окажется вроде спящей красавицы, что-то в этом роде меня очень утешало в детстве, какая-то сказка, кажется… Буду лежать такая тоненькая, беленькая, с голубыми глазками. Впрочем, глазки в этих случаях обычно закрыты…
И она закрыла глаза, вновь засыпая.
У перевязочной Володю поджидала сестра-хозяйка – огромная и толстая Каролина Яновна. Она успела сама догадаться, кто станет заменять подполковника Оганян, и осведомилась у Володи – какие последуют от него приказания. С некоторым удивлением он ответил, что никаких особых приказаний давать не собирается. Тогда Каролина Яновна, печально прославившаяся в 126-м приторной вежливостью с начальством, так же как и феноменальной грубостью с нижестоящими, в очень деликатной форме спросила, как быть с девочкой Леной, которую Нора незаконно привезла в медсанбат и поселила вместе с другими сестрами.
– А сестры жалуются, что ли? – спросил Устименко.
– Сестры имеют право, товарищ майор, на отдых.
– Девочка им мешает?
– Всякая девочка, если она недостаточно дисциплинирована…
– Я вас спрашиваю – сестры жалуются или нет?
– На сегодняшний день сестры не жалуются, но если они, товарищ майор, будут возражать…
– Тогда пришлите их ко мне. Еще что?
– Еще – как быть с питанием девочки? Я не имею права за счет раненых и больных, которые своею кровью…
Не торопясь Володя взглянул в печально-лживые и лукаво-искренние глаза сестры-хозяйки: разумеется, она не имеет права, конечно, кто станет с ней спорить? Ну, а если не задаваться этим вопросом, а просто- напросто наливать Норе в ее котелок чуть больше щей? И класть побольше гуляша? И хлеба, который и так остается в медсанбате? Ведь девочка тоже хлебнула военного лиха, оставшись без отца, погибшего в бою, и без матери, ушедшей добровольно на фронт?
– Пожалуйста, поймите меня правильно, – сказала Каролина Яновна. – Я сама имею детей и являюсь им доброй матерью, но быть симпатичной за счет вверенных мне раненых и больных…
– Хорошо, – ответил Устименко, – мы подумаем над этим вопросом. А пока позовите Нору, предложите ей расписаться на каком-либо бланке и выдайте мой дополнительный паек…
– Норе? – воскликнула, не сдержавшись, Каролина Яновна. – Весь паек?
– Норе Ярцевой. Кроме табаку. Вам ясно?
– Мне ясно! – скорбно вскинув подбритые брови, сказала Каролина. Будет исполнено, товарищ майор. Но имею ли я право лишать вас, ведущего хирурга…
– А уж это не ваше дело!
Вечером он увидел Лену в тамбуре своей подземной хирургии – так называлось отделение, которым он командовал: огромная палата была вырублена в гранитной скале, был и коридор, и еще две палаты, операционная, перевязочная, кубовая…
