– Будем резецировать?
Сердце у Ольги Ивановны сжалось. 'Тук-тук, – билось в запястье у Александра Марковича, – тук-тук'. Сейчас они скажут самое главное. И от того, что они скажут, будет зависеть все.
Была секунда, когда ей не хотелось слышать, но все-таки она услышала голос Тимохина. Он пока еще не утверждал, а только спрашивал, но по тому, как он спрашивал, она поняла, каким может быть ответ.
– А это, вы думаете, не карциноматоз забрюшинных желез? – почти лениво и очень медленно, как ей казалась, спросил Тимохин.
Харламов молчал.
'Может быть, еще нет…' – безнадежно подумала Ольга Ивановна.
– Да, – ответил Харламов. – Да, тут двух мнений быть не может, картина чрезвычайно ясная.
Они еще помолчали. Потом Харламов сказал решительным, несомневающимся тоном:
– Паллиативная операция слишком опасна, радикальная невозможна. Придется зашивать.
'Вот и все! – подумала Ольга Ивановна. – Вот и все'. И отвернулась.
– Под печень мы ввели тампон, – осторожно напомнила Нора Викентьевна, и Харламов ответил вдруг с еле сдерживаемым бешенством:
– Знаю! Можно не напоминать по три раза!
Потом, моя руки, Харламов сказал, ни к кому не обращаясь, и голос его прозвучал сурово, даже угрожающе.
– Я думаю, – сказал он, – подробности не станут известны Александру Марковичу.
Вариант для него такой. такой: сделано желудочно-кишечное соустье. Впрочем, полковник Тимохин тут останется и доложит ему сам.
Нора Викентьевна подала Харламову полотенце. Тимохин все ходил и напевал, сердито поглядывая по сторонам: 'тру-ту-ту-тру-ту-ту!' А Лукашевич робко попросил у Анжелики, наводившей порядок в своем хозяйстве:
– Будьте добры, сестрица, дайте мне тридцать граммов спирта с вишневым сиропом.
Простыл я в самолете.
И для правдоподобия зябко поежился.
Уехал он вместе с Харламовым и Норой Викентьевной, а Тимохин остался, и было странно видеть, как сидит он в левинской ординаторской и пишет там что-то в маленькой записной книжечке. Да и весь этот день был какой-то странный и печальный, не похожий на другие дни.
Под вечер Тимохин долго разговаривал с Барканом. И Баркан вышел от него расстроенным, тихим, с виоватым выражением лица.
22
На восьмой день Левину сняли швы, а на пятнадцатый он отправился в первый поход по своему отделению. Ольга Ивановна шла рядом с ним, поглядывая на него с тревогой, а он говорил ей сердито- веселым голосом:
– Лежание пошло мне на пользу, я вчера покончил со своими заметками, надоели только гости. Вы видели, что делалось? Уж Мордвинов, человек как будто занятой, и тот чуть не каждый день являлся. А Тимохин, знаете ли, милейшая личность. Умен и много знает. Бурчит только иногда, как медведь, слов не разберешь. Лукашевич тоже милейший человек. Вообще, конечно, все это было довольно трогательно, особенно если бы времени побольше. Ну а тут полон рот хлопот, чувствуешь себя отлично и изволь – лежи. Да, а вы говорите – хирургия! Прооперировали – и значительно легче стало. Нет этого отвратительного ощущения постороннего тела в животе. А до операции было похоже на сказку, помните, кто-то там съел бабушку, волк, что ли? Вот и у меня было совершенно такое чувство, как у волка. Ну, идите себе, мне на камбуз надо, я ругаться иду, вам это слышать не следует.
И помахал ей рукою.
Он пошел вниз, а она стояла и смотрела ему вслед. Как странно: неужели ему в самом деле легче? Вот пошел на камбуз ругаться. Вчера объявил выговор Онуфрию. Два дня назад собрал у себя в палате летучку и при всех сказал, что объявляет ей, Варварушкиной, благодарность.
Ольга Ивановна шла по коридору и думала.
– Доброе утро, товарищ доктор! – сказал ей майор Ватрушкин. – Помните меня?
– Помню, – сказала она. – Вы капитан Ватрушкин.
– А вот и нет! – сказал Ватрушкин. – Вот и майор. Меня, между прочим, опять ранили.
– Да что вы говорите?
– И глупо ранили, – сказал Ватрушкин.-Ну, да, это вам все равно не понять. А скажите, где сейчас подполковник Левин? Это правда, что его оперировали? И, говорят, будто он никуда от нас не хотел ехать? Это все верно?
– Верно! – сказала Варварушкина, невольно улыбаясь. С Ватрушкиным нельзя было говорить и не улыбаться.
– Ну, молодец старикан! – воскликнул Ватрушкин. – У него среди нашего брата большой авторитет. Не верите?
– Верю, – ответила Ольга Ивановна. – Только чего вы расхаживаете? Идите-ка в палату!
– Мне ходить и стоять здоровее, – сказал Ватрушкин. – Впрочем, я вас провожу. А вы слышали, что у
