— Монсигнор Мальвани. — Лось был верен себе: для гварского вожака кардинал сначала был другом и братом маршала и лишь потом клириком, впрочем, он сам так себя поставил и не жалел об этом.
— Добрый день, Рорик.
— Ну, добрый или нет, поглядим. Садись, сейчас этого скота запустим.
— Рорик, — шепнул Жавер Лидда, — держите себя в руках, если позиция Мунта сильнее, это полезно, если нет — тем более. Вы — граф, а не буян из харчевни.
— Понял, — буркнул Лось, опускаясь в кресло, которое выдержало бы сурианского элефанта, — пускай заходит.
Как бы Жорж Мальвани ни относился к семейству Вилльо вообще и Базилю Гризье в частности, появился этот подлец красиво. Стремительно и легко пройдя сквозь строй воинов и нобилей, затянутый в черное арциец остановился, не доходя до возвышения, на котором устроился Лось и его приближенные, быстро наклонил и поднял голову в знак приветствия и замер, глядя в лицо повелителю Гвары.
Если Рорик и придумал загодя какую-то фразу подипломатичнее, то при виде подобной наглости она вылетела из его башки, и Лось хмуро рявкнул:
— Зачем приехал?
— Я привез указ Его Величества короля Арции Пьера Седьмого Лумэна его вассалу графу Рорику Гварскому, — не моргнув глазом, произнес Гризье.
— Что? — Лось начал приподниматься. — Что ты сказал?!
— Граф Мо привез письмо от Пьера Тартю, — нарочито спокойно произнес Жавер Лидда. Это возымело действие, и Ра-Гвар плюхнулся в кресло, буркнув:
— Давай письмо.
Посол отточенным жестом отцепил от пояса кожаный футляр и протянул Ласло Ра-Данну, передавшему послание дяде. Лось выдернул свиток и уставился на него. Жорж видел, как на скулах эскотца заходили желваки, но Рорик сдержался, сунув бумагу Жаверу. Тот внимательно прочитал написанное и с улыбкой передал Мальвани.
— Ваше Высокопреосвященство, что вы думаете об этих предложениях?
Что он мог думать? Предложения были наглыми и неприемлемыми, столь наглыми и неприемлемыми, что писавший должен был понимать, какой ответ получит. Даже ради всех заложников мира Лось не исполнит навязываемых ему требований, тогда зачем это представление? Глупость или расчет? Судя по тому, что Жорж знал о Пьере Тартю и его покровителях, расчет. Им нужна ссора как повод, но для чего?
— Что скажете? — осведомился Лось, обводя советчиков налитыми кровью глазами.
— Своеобразное письмо, — пожал плечами Лидда, — сразу видно, что его написал излишне уверенный в своих силах человек, к тому же не очень грамотный. Две ошибки — это допустимо для провинциального барона, но не для того, кто называет себя королем.
— Мне кажется, — подхватил Жорж, — нам следует обсудить это послание в узком кругу.
— Обсудить? — Огромная ручища сжала подлокотник так, что кардиналу показалось, что из мореного дуба вот-вот брызнет сок. — Эта кошачья задница называет меня — меня! — своим вассалом и требует налоги за три года вперед! Да еще чтоб я выдал друзей?! И это «обсудить»! Ты, — взгляд Лося уперся в спокойно стоявшего Базиля Гризье, — ты знал, что везешь?
— Знал, — подтвердил тот, — почти все.
— Почти?!
— Его Величество зачитал указ вслух, но я не могу ничего сказать об ошибках, так как не видел написанного своими глазами.
— И ты посмел отвезти МНЕ такое?! И думаешь выйти сухим из воды? Да чтоб вы с вашим недоноском ни надумали, я тебя прикончу.
— Постойте, Рорик, — вмешался Жавер, — письмо и впрямь оскорбительное, но, возможно, граф Мо должен передать что-то на словах. Кроме того, он располагает свежими новостями.
— Ну, — бросил Лось, — что скажешь? За чью спину прячешься?
— Если вы о том, что моя казнь означает казнь заложников, то вы ошибаетесь. Заложников, которые бы вас интересовали, в руках Его Величества нет, иначе об этом было бы сказано в письме.
— Что с детьми короля? — не выдержал Луи Трюэль.
— Не знаю. — Что-то промелькнуло в фиалковых глазах. Усмешка? Горечь? Что угодно, но точно не страх. — Дети Александра Тагэре исчезли из города до того, как в него вошли войска Лумэнов. Предвосхищая ваш второй вопрос, скажу, что сыновья Жоффруа Ларэна скончались от скоротечной горячки.
— Убийцы! — Луи и Рорик произнесли это слово одновременно, но если Трюэль его почти прошептал, то от рева Лося задрожали стекла. — Взять его! Во двор! Обезглавить на первой же колоде!
Базиль Гризье коротко поклонился, не выразив ни малейшего желания спорить, бежать или драться.
— Монсигнор, — Жорж Мальвани сам удивился, услышав свой голос, — в Книге Книг сказано, что «Правосудию не пристало носить лохмотья и питаться сухим хлебом, да будут его одежды пышными, а пир богатым…»
— Что? — Лось всегда с трудом понимал витиеватые изречения, видимо, поэтому они действовали на него как ушат холодной воды. Правда, лишь в тех случаях, когда он уважал тех, кто их произносил. Жоржа Мальвани Рорик Ра-Гвар уважал и как ученого человека, и как представителя знаменитого рода, и как воина, а посему осекся, пытаясь переварить услышанное.
— Рорик, — Лидда говорил мягко и вкрадчиво, словно пытался заставить больного ребенка выпить горькое лекарство, — Его Высокопреосвященство полагает, что мы не должны торопиться с казнью. Ее лучше провести по дедовским обычаям.
— Верно! — согласился Рорик. — Пусть все увидят! А этого в железа!
Двое воинов подскочили к арцийскому послу, еще четверо сделали шаг вперед на всякий случай, но Базиль Гризье и не думал сопротивляться.
2895 год от В.И.
14-й день месяца Волка
АРЦИЯ. ГРАН-ГИЙО
Мальчик верхом на большой белой лошади оглянулся на старый замок, стоявший на холме, огибаемом веселой и быстрой речкой со смешным названием Куропаточная. Оставшийся в Мунте сигнор Карпус никогда не рассказывал ученику об этой речушке — она была слишком незначительной, а теперь его воспитанник живет на ее берегу, и зовут его не Шарло Тагрэ, а Анри Фредерик Фарни. У Анри светлые волосы, и человек, которого он должен называть отцом, утверждает, что его сын — одно лицо с дедом, чей портрет висит в оружейном зале над камином.
Барон Эгон нравился Шарло, он верил и ему, и Клотильде, но взять и отказаться от отцовского имени и от своего прошлого?! Как же это трудно и неправильно! «Анри» дал шпоры коню, и тот послушно перешел с шага на рысь. Эгон приказал слугам не лезть к молодому сигнору, пока тот не позовет, и капитан замка, хоть и со вздохами, отпускал «Анри» на ежедневную прогулку. Впрочем, в Гран-Гийо и окрестностях было спокойно, а умение хозяйского сына ездить верхом и управляться с оружием обитателей замка умиляло и служило неисчерпаемым источником для рассуждений на тему, что «мальчонка — вылитый сигнор в детстве».
Чужие похвалы должны были радовать, но огорчали и унижали, хотя Шарло старался не выказывать своих чувств. Отец часто говорил, что добрые люди по простоте душевной могут сделать больно, но нельзя на них за это злиться и тем более обижать. Сын Александра Тагэре так и поступал. С тех пор как ему рассказали про Гразу, мальчик еще усердней, чем раньше, старался делать все так, как отец. Назло всем и
