всему! Пусть он лишен имени и живет в провинции, он остается сыном короля. Он будет исполнять свой долг и скрывать свою боль. «Ты не железный, но этого никто не знает», — как-то сказал отцу Рито, а тот ответил, что слабость украшает только женщину и ребенка. Шарль Тагрэ не ребенок, и он не будет слабым. Никогда не будет! Он не заплакал, когда Рито рассказал ему правду, он обещал мирийцу защищать сестру, и он исполнит и это.
А Кати ведет себя молодцом, разве что ноет, когда ей не хватает ее побрякушек, ее кукол, ее Онорины. Дурочка! Она вечно воображала себя златокудрой Матильдой note 27 и, когда ей разрешили так называться, даже улыбнулась.
Матильдой звали мать барона Эгона, она ничуть не походила на Кати, зато сестрица походит на Клотильду — это все говорят, а чаще всех барон. Эгон — хороший человек, Шарло было стыдно, что он не может притворяться и называть его отцом хотя бы при слугах. Как он ни старался, не получалось. И все равно они стали друзьями, а Клотильда… Шарло казалось, что он знал ее всегда, и как только дядя Филипп мог променять ее на Элеонору с ее враньем, яркими тряпками и трясущимися щеками?!
Виконт был слишком мал, чтобы понять, что двадцать лет назад щеки у Элеоноры Гризье не тряслись, а яркие платья делали ее лишь красивее, но лгала она всегда.
— Шарло! — Негромкий окрик вернул мальчика к действительности, и он с радостным криком соскочил с коня в объятия вышедшего из зарослей можжевельника маркиза Гаэтано.
— Шарло, слава святому Эрасти! Глазам не верю, откуда ты?
— Ну, — мальчик был слишком рад, чтобы удивиться вопросу. — Как ты уехал, так Клотильда вышла замуж за барона Фарни… Ты не пугайся, барон очень славный, только его дома нет. Он сказал, что мы с Кати его дети, и взял в замок. Ты же уехал, мы не знали куда…
— Я уехал? — В глазах Рито мелькнуло удивление.
— Мы спали, — напомнил Шарло, — а ты уехал ночью. Клотильда сказала, что ты велел мне позаботиться о сестре.
— Я ездил в Мунт, — странным голосом откликнулся Кэрна.
— А сейчас ты вернулся? Ты подождешь Эгона?
— Видимо, придется, раз уж он знает все…
— Он за отца! Он его знал, хоть и мало. Эгон дрался с отцом на турнире и проиграл, а отец его отпустил и даже перевязал рану. Эгон говорит, что должен вернуть долг… Ты видел Филиппа и Этьена?
— Нет, — покачал головой Рафаэль, — я видел много всякой дряни, хотя и достойные люди попадались. Ты ничего не слышал об отце?
— Об отце? — переспросил Шарло, и губы у него задрожали. — Ты же сказал, что он скорее всего… А потом приехал герольд и прокричал, что его… Его привозили в Мунт и всем показывали.
— Ладно, не будем об этом. — Рито привлек племянника к себе. — Как Кати? Как Клотильда?
— Кати хорошо. — Ему все же удалось не заплакать, хотя очень хотелось. — Сейчас ее учат вышивать, а я поехал промять Забияку. Клотильда с Эгоном уехали на… коронацию. Нас сейчас зовут Анри и Матильда, мы бастарды барона и Ильды, но привенчанные… note 28 Рито, значит, Тартю сейчас король?
— Нет! Он победитель. Пока. Но он не король и никогда королем не будет, скорее крыса полетит. Ты знаешь здешние места? Где тут можно подождать твоего барона?
— Может, в лесной сторожке, там между осенней охотой и прилетом лебедей никто не живет, а еду я тебе привозить буду.
— Не мне, — улыбнулся Рафаэль, — а нам. Я не один.
2895 год от В.И.
24-й день месяца Волка
ГВАРА
Жорж Мальвани задумчиво смотрел на Базиля Гризье, которому неподъемные старинные цепи придавали вид кого-то из ранних святых. То, что Тартю назначил его на убой, было очевидно. Удивляло, как граф на это согласился, ведь не понимать, что сделает Лось, прочитав письмо, было невозможно.
— Любуетесь? — Пленник тонко улыбнулся. — Ваше Высокопреосвященство, вы не находите, что я похож на святого Алексиса?
— Нахожу, что вы меньше похожи на Жореса, чем мне казалось.
— Верно, у него волосы золотистые, а у меня — скорее русые. Да и нос подгулял… Великоват, хотя форма фамильная. Нет, я не жалуюсь, по сравнению с Рогге или Тартю я красив, как эльф… Кстати, когда мне отрубят голову? Хотелось бы знать заранее.
— Завтра. Отец Флавиан утверждает, что вы отказались ему исповедоваться, но просили об этом меня.
— Я солгал, — не моргнув глазом, сообщил Базиль, — я хотел разговора, а не исповеди.
— Что ж, — спокойно произнес кардинал, — я так и думал.
— Видите ли, Ваше Высокопреосвященство, — счел уместным пояснить пленник, — я и раньше подозревал, что небесам на нас плевать, а после Гразы убедился в этом окончательно. Ну а в то, что, пошептавшись с клириком, можно списать все грехи, я никогда не верил. Если кто и может нас простить, так это мы сами.
— А осудить?
— Ну, судят все, кому не лень. Тут большого ума не нужно.
— Граф Лидда пытался убедить Ра-Гвара оставить вам жизнь. Казнить вас — значит сделать то, что хочет Тартю.
В полутьме глаза Базиля казались лиловыми.
— Да, я новому величеству, похоже, успел надоесть.
— Ра-Гвар обещал подумать.
— Вот как? В таком случае Лидда заставил Лося обещать невозможное.
Жорж невольно улыбнулся.
— Рорик не так уж и глуп.
— Я и не говорю, что он глуп, — пожал плечами Гризье, — но думать он не умеет. Ваше Высокопреосвященство, у меня к вам есть одна просьба. Первая и последняя. Я хочу сообщить вам две вещи. Это, упаси Святой Эрасти, не исповедь, но… — Базиль задумался, — но я просил бы вас сохранить мои слова в тайне до казни. Лось и так обо мне невысокого мнения, не хотелось бы его усугублять.
— Я постараюсь исполнить вашу просьбу.
— Будет слишком большой наглостью, если я попрошу дать слово Мальвани?
— Вот даже как?
— Клирик может отказаться от данной клятвы, разумеется, к вящей славе божией, а Тигр — никогда.
— Хорошо, — чуть подумав, сказал кардинал Гварский, — я даю слово Мальвани, что не раскрою вашу тайну.
— Она не моя, а ваша. В том смысле, что касается всех, кто убрался из Арции в Гвару. Тартю вас обманывает. На самом деле о судьбе короля — разумеется, я говорю об Александре — ничего не известно. Тело, выставленное в Мунте, — это тело Эжена Трюэля, подправленное с помощью магии. Тагэре ищут, но безуспешно.
— Граф!
— Монсигнор. Дайте мне договорить. Рафаэль Кэрна тоже жив и здоров. Я встретил его в окружении весьма странной компании. Атэв, клирик-эрастианец и нечто вовсе несусветное, именующее себя хозяином всея крапивы. Я не сошел с ума, как это ни странно, и я, как вы понимаете, трезв.
— Это был именно Кэрна?
— Я видел его и говорил с ним.
