Она была бледна, но голос звучал ровно. Брэндон почувствовал облегчение. Он встал на колени рядом с диваном и взял Верену за руку, их пальцы переплелись.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – Он приподнял край повязки и увидел на лбу огромный синяк.
Верена поморщилась:
– Нет, я плохо себя чувствую. Болит голова, ломит зубы, и шея не поворачивается. Как ты мог задать такой вопрос?
Брэнд опустил повязку. Черт, это не должно было случиться. Они решили притвориться, будто нашли список, чтобы побыстрее произошла встреча с шантажистом. И все.
Он посмотрел на Гербертса.
– Двери и окна были закрыты?
– А то как же! Мы с Питерсом проверили их перед сном.
– А сейчас проверяли? Разбить окно и залезть в дом труда не составит.
Гербертс покачал головой, губы у него задрожали.
– Я не должен был ложиться спать. Вы же предупредили меня, что может что-то случиться. – Достав платок, дворецкий высморкался. Когда он стал засовывать платок в карман, Брэндон разглядел знакомую монограмму – свою. Гербертс перехватил его взгляд, посмотрел на платок, монограмма все еще была видна. Щеки его покраснели под стать носу.
– Вы уж простите, сударь. Должно быть, вы обронили его в холле. – Встряхнув платок, он протянул его Брэндону. – Вот, возьмите.
Брэндон посмотрел на грязный, измятый кусок батиста.
– Э... спасибо, можешь оставить его себе.
– Премного благодарен, сударь. – Гербертс еще раз высморкался и убрал платок в карман. – Это самый плохой день в моей жизни. Я не справился со своими обязанностями.
– Ты справился. Просто мы не предполагали, что такое случится. – Во всяком случае, не так скоро. – Где Питерс?
– Я послал его за вами и мистером Ланздауном. Джеймс.
Брэндон посмотрел на бледное лицо Верены. Пока не стоит ей говорить о брате.
– Как только Питерс вернется, пришли его ко мне. Мистер Ланздаун скоро приедет. Нужно приготовить ему комнату.
Верена снова открыла глаза.
– Джеймс будет жить здесь? Я предлагала, но он сказал, что ему лучше оставаться в гостинице.
– Он передумал. – Брэндон погладил большим пальцем тыльную сторону ладони Верены. Она чуть-чуть приоткрыла глаза, когда Брэндон прижался губами к ее пальцам.
Верена медленно открыла глаза, их взгляды встретились, жаркая волна захлестнула Брэнда. Только на этот раз не гнева, а непреодолимого желания. Пораженный силой этого чувства, он выпустил руку Верены. Губы у Верены задрожали, фиалковые глаза наполнились слезами.
Брэндон снова взял ее за руку:
– Успокойся, милая.
Из-под ресниц выкатилась слезинка.
– Не знаю, почему я... у меня болит голова. Да, болит, и я... – Она подавила всхлип. – О Боже!
– Гербертс, в доме есть настойка опия?
– Я уже принес ее, но хозяйка пить не стала. – Он покачал головой. – Упрямая девчонка.
– Все равно не буду, – едва слышно промолвила Верена.
Гербертс взял с соседнего столика коричневую бутылочку и ложку и передал Брэндону.
– Может, вам удастся заставить ее выпить хорошую порцию этого снадобья. Какой смысл терпеть такую боль?
– Принеси воды.
Дворецкий ушел. И тут же вернулся со стаканом. Брэнд налил немного коричневой жидкости в ложку и поднес Верене.
– Открой рот.
– Нет. – Она отвернулась, одной рукой придерживая повязку на голове, а другую, сжатую в кулак, прижимая к животу.
– У тебя будет меньше болеть голова.
– Если я умру, голова совсем перестанет болеть. Но я не хочу это пить.
Брэнд вскинул бровь:
– Не заставляй меня вливать ее насильно.
Верена распахнула глаза.
