чтобы не делать меня сообщницей, ведь получается – он сбежал. Он совершенно точно знает, что я закушу удила и не угомонюсь, пока не выйду на след молоточника. Легче отсидеть за побег, чем за убийства.
Черт, но кого же тогда мы похоронили? В машине было три человека, все три и погибли! Это зафиксировано, подтверждено, запротоколировано, проверено. Нет! Думать об этом нельзя, потому что никто, кроме Бизи, не мог написать на песке то слово, которое я видела утром.
Если только оно не почудилось мне.
Сама не знаю как, я очутилась недалеко от пляжа. Впрочем, в этом городе куда не поедешь, все равно окажешься рядом с пляжем. Я вспомнила про обезьяну, купила в киоске фруктов и поехала на «Жемчужный».
Спасательный пост выглядел очень заброшенным. Щит с надписью перекосился, спасательный круг кто-то украл, на песке не было ни одного следа, ведущего к вагончику. Открыв дверь, я с удивлением обнаружила, что мартышки в вагончике нет. Наверное, приходил матрос Ленька и ему удалось наконец выгнать наглую обезьяну. Хотя, если честно, я очень расстроилась, не найдя Яны. Она показалась мне родственной душой. Уж если что втемяшится в голову – не выбьешь. Задумала поселиться в вагончике – и поселилась. И добилась, что ей приносят сюда бананы, творог, убирают в углу, который она избрала себе туалетом. И куда она подевалась?!
Я отдраила пол, прибрала разбросанные кругом вещи и, не раздеваясь, плюхнулась на кровать. Подушка пахла Бизей, и я сделала над собой усилие, чтобы не разреветься.
Придумала я себе заветное слово, или оно действительно было написано на песке?
Жалко, что удрала обезьяна. Жалко, что я ни с кем не могу поделиться своим открытием, своим нетерпением, своей...
Я не заметила, как заснула.
Меня разбудили кошачьи вопли. Спросонья я не сразу сообразила, что это звонит мобильный, и пару раз крикнула «брысь!», прежде чем схватить трубу.
– Доча! – крикнул мне в ухо Сазон. – Ты куда провалилась?! Домой носа не кажешь, даже не ночуешь! Мужика что ли нашла?!
– Скажешь тоже, – возмутилась я.
– Мажешь рожу?! На свидание собралась?!
– Блин! – вырвалось у меня.
– Финн?! – удивился дед. – Ну, сынку вернется, он этому финну рожу-то отполирует!
Разговор становился невыносимым, и я уже было хотела нажать отбой, но дед заорал:
– Доча, я вот чего звоню! Дом я тот решил все-таки купить, да только Генка уперлась – не нравится он ей!
– Почему?!
– Да при чем тут почем? Не в деньгах дело. Ей какой-то китаец с местного рынка напел, что у этого дома плохой фэншуй! Ты девка современная, в фэншуях должна разбираться. Может, подъедешь завтра, глянешь, врет китаец, или правду базарит?! Я хочу, чтобы сынку, когда вернется, в правильном доме жил!
Я хорошо подумала, прежде чем произнести фразу: «Я ничего не понимаю в фэншуе», поэтому сказала только короткое: «Нет».
– Ну и договорились, – обрадовался Сазон. – Жду завтра в двенадцать часов у банка «Морской».
Спорить было бессмысленно. Разговор продолжать – тоже, но я все же не удержалась и крикнула:
– Бизя живой! – Голос сорвался и я тут же пожалела, что сказала это по телефону. Уж не знаю, что там почудилось деду, только он строго сказал мне:
– Ты давай там распутство свое заканчивай и домой возвращайся. Сынку вернется, спросит меня: «Где Элка?», я что, скажу «С финном гуляет»? Ты ж понимаешь, – начнется война с Финляндией и не факт, что мы победим! Доча, пожалей родину, возвращайся!
– Тьфу! – в сердцах плюнула я и нажала отбой. Полежала немножко и обнаружила, что за окном стремительно, как это бывает только на юге, темнеет, а значит – уже наступил вечер и нужно, действительно, поехать домой, а то Сазон неизвестно чего там еще напридумывает. Я встала, пригладила волосы, поцеловала подушку, которая пахла Бизоном, и вышла из вагончика.
«Харлей» мой застоялся, заскучал на стоянке, поэтому рванул с места так, будто не я управляла им, а он сам решал, как ему ездить – быстро или не очень. Когда я уже выехала на трассу, вновь замяукал мобильник. Я уговорила «коня» сбавить скорость и на ходу схватила трубу.
– Элка, – прошелестел в ухо тихий умирающий голос, – не поминай лихом, прости за все, вспоминай обо мне только хорошее...
– Кто это?! – заорала я, чувствуя, как по спине дружным строем побежали мурашки. – Кто?!!
– Ну вот, ты меня уже даже не узнаешь! – Раздражение прибавило голосу красок и я узнала в нем Бэлку. – Значит, я все правильно сделала, значит, все верно... – снова сбилась она на умирающий тон. В трубке запикали короткие гудки и я почувствовала, как волосы под шлемом встают дыбом.
Не сбавляя скорости, подрезав большой грузовик и чуть не протаранив военный ГАЗик, я развернулась и помчалась в обратном направлении. «Харлей» не пришлось уговаривать прибавлять ходу – он летел как ракета, он даже сам знал дорогу, я могла закрыть глаза и расслабиться.
Я не стала проверять, открыта ли дверь в дом, а сразу сиганула в гостиную через окно.
В комнате царил полумрак. Бэлка лежала на том самом диванчике, на котором я без сна промаялась всю предыдущую ночь. Она не обратила на меня никакого внимания и безучастно пялилась в потолок. С виду Бэлка была цела и невредима, если не считать расцарапанного лица. На ней почему-то было открытое вечернее платье благородно-бордового цвета, и, кажется, она напялила на себя все бриллианты, которые только имела. Они блестели и переливались в ее ушах, на груди, на пальцах, запястьях, даже на щиколотках.
– Бэлка! – подлетела я к ней. – Ты что удумала?!
Бэлка ничего не ответила, продолжая рассматривать потолок. На стеклянном столике у дивана я заметила пустую баночку из-под лекарства.
– Дура! – заорала я. – Ты отравилась?
– Вроде бы да, – Бэлка скосила на меня свой шоколадный глаз. – Элка, я сегодня никуда не смогла выйти из дома, потому что лицо расцарапано. Так вот, я сидела на этом диване и думала про свою жизнь. Элка, я пришла к выводу, что нет никчемнее существа на свете, чем я! Зачем я живу?! Отчего?! Почему?! Просто потому, что какой-то шальной сперматозоид случайно наткнулся на неповоротливую, усталую яйцеклетку?! Детство мое было безоблачным, родители меня любили, но рано умерли. Замуж за своего козла старого я вышла по расчету, не узнав, что такое любовь. Детей не родила, все время думала, что еще рано. И вот, первый раз в жизни влюбилась без памяти в американца – и что?! Он женился на телке, у которой папа глава какого-то там концерна и которая моложе меня на пятнадцать лет! Пятнадцать!!! Элка, я поняла, что никому не нужна! Даже мой бизнес, мои ночные клубы в этом городе прекрасно обходятся без меня – они работают и приносят доходы. С ними прекрасно справляются мои управляющие! Мой муж прокурор появляется у меня раз в неделю, со скучающей миной тащит меня в постель, но засыпает раньше, чем я прихожу из душа. У меня вроде бы все есть, – она потрепала себя за бриллиантовое ожерелье, – но ничего нет! Я сегодня ночью, когда за компанию с тобой рожу о шипы расцарапала, вдруг подумала: кто я такая? Зачем живу? Кому нужна? У меня ни ребенка, ни птички, ни рыбки, ни собачки! Никто от меня не зависит, никто во мне не нуждается, и если я умру, никто, в сущности, этого не заметит! Меня даже не сразу найдут в этом доме. – Бэлка все бубнила и бубнила, уставившись в потолок, но я давно не слушала ее, я терзала телефон простой комбинацией цифр 03. Было беспробудно занято, я нажимала сброс и набирала сначала.
– Не парься, – махнула слабой рукой Бэлка. – Если ты и дозвонишься до «Скорой», они сюда не поедут. У них бензина вечно нет. А как узнают, что в богатейский поселок ехать – так и вовсе пошлют. Считается, что те, кто с деньгами, и без «Скорой» свои проблемы решат. Скорая помощь – услуга для бедных!
Я отложила телефон. Похоже, Бэлка права и на 03 рассчитывать нечего.
– Сволочь, – сказала я Бэлке. – Дрянь. Меня жить заставила, а сама... Что ты пила?! Что? –
