– Ты хранишь их не в сейфе?
– Нет. На комоде, в шкатулке. Пока я ездила в магазин за продуктами и игрушками, он исчез вместе с этой шкатулкой.
– У тебя совсем ничего не осталось?
– Нет! Я даже с себя все сняла, потому что стала ездить в автобусах.
– В автобусах?
– А где еще познакомиться с бедным приличным парнем?
Я захохотала. Я хохотала до тех пор, пока слезы не намочили стекла очков и мне пришлось снять их.
– Ну, Элка! – жалобно протянула Бэлка.
– Повернись в профиль! – приказала я ей.
– Что?
– Повернись!
Бэлка подчинилась, я посмотрела на ее точеный прямой нос и осталась довольна.
– Теперь встань и пройдись!
– Элка!
– Делай, что говорю.
Бэлка встала и, шатаясь, прошлась, сшибив по дороге деревянную табуретку и какой-то стеллажик с банной косметикой.
– Отлично! – сказала я. – Ты мне подходишь.
– Элка, – заканючила Бэлка, – ну почему я рядом с тобой чувствую себя полной дурой?! Ты по моей походке пытаешься определить, где можно найти бриллианты?!
– Все бы ничего, – пробормотала я, – но мне придется все тебе рассказать. Ну, или почти все.
– Про бриллианты?!
– Да иди ты со своими бриллиантами! Позвони в ментовку, опиши того пацана, пусть ищут!
– Да иди ты своей ментовкой!! Если бы мне было нужно, я бы туда уже позвонила! Но я позвонила тебе!
– Зачем?
– Поплакаться! Мне не бриллианты нужны, а сочувствие! Со-чув-стви-е! Простое и человеческое. А брюлики я куплю новые. Пусть пацан ими подавится. Я хотела его осчастливить и осчастливила. А ты... мымра! Мымра ты, Элка! Зачем тебе мой профиль? Зачем фигура и походон? Ты спятила? Сменила ориентацию?
– Ты точно не будешь заявлять в милицию о краже?
– Нет!
– Тогда пошли!
– Куда?
– В дом!
– Я боюсь. Там собаки.
Через пять минут в доме не было никаких собак. Я выгнала на пинках за ворота трех жирных, огромных псов. Они даже не огрызнулись. Им было лень. Им все было лень в этой жизни. Они не стали бы придумывать себе на пустом месте проблемы. Они отрешенно побрели в разные стороны в поисках нового пристанища, наплевав, даже на инстинкт стайности, который, вроде, присущ собакам.
Через час Бэлка была посвящена в мои планы. Она сидела на полу в гостиной в позе лотоса и слушала меня, раскрыв рот. Она ни разу не перебила меня, и это было непохоже на Бэлку. Это было совсем несвойственно ей, поэтому я забеспокоилась:
– Так ты мне поможешь?
– Ты еще спрашиваешь! – прошептала она. – Да я о таком и мечтать не могла!
– Это может быть очень опасно, – напомнила я. – Ты окажешься один на один с убийцей. Это не фильм. Дубля не будет. Все должно получиться с первого раза.
– Элка, у меня все получится! Может, я для того и на свет родилась, чтобы помочь человечеству разоблачить молоточника!
– Как же ты меня замучила своими поисками смысла жизни! – простонала я и пересела с дивана на пол. Пересесть-то пересела, но такой красивой позы, как у Бэлки, у меня не получилось. Ноги были чересчур длинные и со стороны я, наверное, смахивала на большого кузнечика. – Как замучила!
Я уже почти пожалела, что выложила Бэлке подробности про молоточника, про его жертвы, про невероятное спасение Бизи, про то, что Чувилин свалил из города, Лялькина еле жива, а сука Ульянова засела в нашем доме, отказывается что-либо говорить и ждет, пока мы с Бизей найдем преступника. Я почти пожалела, что рассказала ей все это, потому что сделав Бэлку сообщницей, я рисковала попасть в плен ее нынешней неуемной страсти быть полезной для общества, наплевав на осторожность и здравый смысл.
В этом смысле Бэлка была никудышным союзником.
– Бизе мы ничего не скажем, – тихо сказала я. – Иначе он все нам сорвет.
– Не скажем, – шепотом повторила Бэлка. – Как же здорово, что я позвонила тебе, а не ментам! Черт с ними, с драгоценностями!
– План разобьем на две операции. Первую обзовем «Ловушка для Михальянца», вторую... вторую назовем «Подсадная Бэлка». Итак, операция номер один. Когда начнем?!
– Да прямо сейчас! – Бэлка вскочила на ноги и, мелькнув подолом сиреневого сарафана, умчалась куда-то. Хмель ее как рукой сняло, а, может, именно он сделал Бэлку такой восторженной и готовой на все?..
Когда я вышла в коридор, она уже стояла обутая в босоножки на шпильке и от нетерпения притопывала ногой.
И ... мы помчались по загородному шоссе – я впереди, на «Харлее», Бэлка чуть позади, на «Мерсе». То, что я замутила, была чистой воды авантюра. Авантюра, которая могла стать как холостым выстрелом, так и опасной для Бэлкиной жизни безумной выходкой. Но колесо событий было запущено, оно закрутилось, обратного пути уже не было, и приходилось утешать себя старым, любимым правилом: лучше жалеть о том, что сделано, чем о том, что не сделано. Во всяком случае, Бэлке в ближайшее время будет не до бездомных собак, беспризорных детей и бедных парней в городских автобусах.
Бэлка, похоже, не сомневалась в успехе мероприятия. Она висела у меня на хвосте и время от времени исполняла клаксоном бравурные марши.
О том, что в этом подвале находится ночной клуб, не указывала ни табличка, ни вывеска, ни указатель. Рядом не было даже приличной автостоянки. Мы бросили машину и мотоцикл на плохо освещенном асфальтовом пятачке, служившим, по всей вероятности, парковочным карманом для одного автомобиля.
Вниз вела крутая узкая лестница. Бэлка споткнулась пару раз на своих каблуках и мне пришлось брать на себя роль кавалера, подхватывая ее под локоток и удерживая от падения.
Тяжелую дверь на звонок открыл парень в небесного цвета рубашке. Мы оказались в полутемном, прокуренном помещении. Как почти все Бэлкины клубы, этот был тоже «закрытым», и тут было совсем немного народу.
– Как он называется? – спросила я Бэлку, когда мы устроились за маленьким столиком.
– Эге-гей!
– Ты кого-то зовешь?
– Клуб называется «Эге-гей», балда! – возмутилась Шарова.
– А-а, – дошло до меня. – Тогда понятно, почему тут нет ни одной бабы.
– Понятно ей! – фыркнула Бэлка. – В этом-то весь изюм! Меня тут все знают, поэтому, надеюсь, не возмутятся.
– Что будем делать? – спросила я. Она здесь была хозяйка, ей и карты в руки.
– Что? А вот что! – Бэлка встала, пошепталась о чем-то с парнем у входа, потом зашла за барную стойку
