— Да ты что? — рассердился Бахрушин. — Много я с ней говорю?
Это была правда.
— Ты Женечке отец или не отец?
Бахрушин ответил не сразу.
— Я ведь брал тебя с дочкой…
Должно быть, в глазах Анны было что-то страшное и решительное, потому что ответил он определенно и ясно, вероятно, почувствовал: веди себя по-другому, тут же потеряет жену.
Весь вечер он играл с Женей, рассказывал сказки, пытался даже что-то рисовать. Играл и посматривал исподтишка на жену.
Свекровь весь вечер не показывалась из-за печки, у Анны появилось ощущение, что свекровь боится выйти, и только когда Анна стала укладывать дочь, она поняла, чем вызван был этот страх.
Сняв с девочки платье, Анна увидела на ее плече багровую полосу.
— Это что? — спросила она.
Подняла рубашонку. Вся спина у девочки была в таких полосах.
— Что это?
Женя потупилась.
— Это бабушка. Настегала.
Девочка не жаловалась, она чувствовала себя виноватой, она стыдилась этих побоев.
— Алексей! — крикнула Анна. — Ты видишь?
Он пожал плечами.
— Ну… бывает.
Анна подошла к печке, заглядывать за нее не стала, ей не хотелось видеть свекровь.
— Слушайте меня, мама, — сказала она громко и четко. — Если вы еще хоть раз, хоть пальцем тронете Женю, я не знаю, что сделаю с вами…
У нее опять замерло сердце… Спать она легла вместе с Женей. После всего происшедшего Алексей тоже стал чем-то ей неприятен.
XIV
Ночью Анне не спалось. Спина у нее болела, точно это ее отстегали веревкой.
Но тревожили ее не только синяки и кровоподтеки. Ей, выросшей в деревне, тоже доставалось в детстве и от отца, и от матери, она допускала, что и сама способна ударить ребенка, лишь бы сделать нужную зарубку на его памяти. Но коверкать душу ребенка, отравлять ее подлостью, неверием в людей, этого она не могла позволить. Никому! Ни мужу, будь это даже родной отец ребенка. Ни его матери. Ни своей матери. Даже себе.
Рана была нанесена, и надо, чтобы она зажила. Поскорее. Безболезненно. Незаметно. Всех надо было лишить возможности сыпать на рану соль…
В Суроже знали Бахрушиных. Анна с дочерью жили у всех на глазах. Они не вызывали особого внимания, но ведь шила в мешке не утаишь. Сегодня свекровь вызвала у девочки интерес к тому, о чем ей не следует знать. Девочка начнет думать, допытываться, узнавать. Того и гляди кто-нибудь подтвердит ей истину.
Лучше всего уехать. Туда, где никто ничего не знает. Где никто ничего не может сказать. Где ссадина заживет, забудется…
Анна думала, что хочет уехать из города только ради Женечки, спастись от пересудов…
Но стремилась она в деревню не только из-за дочери, ее давно тянуло поближе к земле, нужен был лишь повод… Она и ухватилась за повод.
На следующий день Анна разбудила мужа раньше обычного.
— Алеша, я хочу уехать.
— Как уехать? Куда?
— Куда-нибудь, в деревню. В колхоз. Агрономом.
— С чего это вдруг?
— Я не вдруг.
Он сел на кровати, посмотрел на пол, словно что-то новое на нем увидел, принялся одеваться.
— Подумаем.
Анна разбудила старшую, накормила младшую, непрерывно думая о своем.
Свекровь вела себя тише воды ниже травы. Нажарила картошки. Принесла из погреба огурцов. Вскипятила чаю. Напекла даже пышек, хотя обычно пышки пекла только по воскресеньям.
Пододвинула пышки Женечке.
— Ты кушай, кушай…
Анна вышла из дома вместе с дочерью. Алексей нагнал их.
— Все думаю, — сказал он. — Может, ты и права.
Анна удивилась, что он не спорит. Алексей любил поставить на своем. Он был самолюбив, всегда старался дать понять, что все в доме решает он. Даже удивительно было, что он не пытается возражать.
Должно быть, Алексей просто испугался, что Анна может от него уйти. Понимал: обижать Женю она не позволит, дочерью ради мужа не пожертвует. Это он понимал, А потом ему казалось, что в деревне Анна будет более одинока, чем в городе, меньше будет проявлять свою волю…
На работе ни Анна, ни Алексей никому ничего не сказали. Думала Анна, думал Алексей, решение пришло к ней внезапно, но для каждого в нем содержался особый смысл.
В обед Анна побежала кормить маленькую. Свекровь стряпала, Ниночка спала, Женя делала уроки. Было тихо, мирно, точно вчера ничего не произошло. Сейчас было очень подходяще сказать о своем намерении свекрови.
— Мама, знаете, мы хотим переехать…
Свекровь не выразила особого удивления, а может быть, поборола в себе любопытство.
— Куда это? — деловито спросила она теми же словами, что и Алексей.
— В деревню, — сказала Анна. — Там спокойнее.
— Ну что ж! — ответила свекровь. — В деревню так в деревню. Корову купим, совсем будет хорошо. Здесь не так сподручно, а уж в деревне без сена не останемся.
Анна дивилась. Против ожидания, ни муж, ни свекровь не встретили ее предложения в штыки. Наоборот, она это заметила, чем-то это предложение пришлось им по душе. Анна даже насторожилась: не слишком ли опрометчив такой шаг, может, стоит повременить?…
Вечером Анна решила сходить к Ксенофонтовым. Тетя Дуся не умела кривить душой, только она одна и могла помочь Анне разобраться в ее переживаниях.
Анна рассказала обо всем, что произошло.
— Вот я и надумала, тетя Дуся. Подальше от греха. В деревне мы для всех чистое полотно.
— Корят, значит? — спросила тетя Дуся. — Не удержались?
— Да как сказать… — Анна задумалась. — Женщина необразованная, сорвалось с языка. Родную внучку, конечно, больше жалеет.
Тетя Дуся поджала губы.
— Смотри, девка, они и тебя укорят.
— Меня-то чем же?
— Найдется чем. В деревне они тебя вокруг руки обмотают, на то и расчет. А ты не поддавайся.
— Может, не ехать?
— Поезжай. Тесно тебе здесь. Думаешь дочь оберечь, а тебе и самой хочется. Вижу ведь я тебя, Анечка. Один все у бережка плещется, а другой норовит куда бы поглубже нырнуть…
Выражалась тетя Дуся иносказательно, но в Суроже не удерживала. Понимала, кажется, Анну лучше, чем она сама себя понимала.
Придя домой, Анна возобновила утренний разговор.
— Надумал, Алеша, или нет?
— Не возражаю. Надо к какому-то берегу прибиваться. — Он засмеялся. — Только мать ставит условие. Купите корову, говорит, поеду. Охота, говорит, своего молочка попить.
