Дело пугало своей непредсказуемостью, а Митч не собирался рисковать любимой.
Он признавал правило трех суток. Если по прошествии этого срока преступник не обнаруживается, шансы на его поимку начинают убывать с пугающей быстротой.
Услышав, что время свидания прошло, Митч повел Ройс к выходу. Дженни жалобно заскулила.
– Понятно, почему ветеринар не хотел разрешать нам навестить Дженни, – сказала Ройс. – Животные – не люди, им не объяснишь, что ты уходишь не навсегда. Дженни не понимает, почему мы не забираем ее домой.
– До скорого, Дженни, – окликнул Митч Дженни, не в силах смотреть ретриверу в глаза. Удивительно, как эта собака напоминала ему Харли. У нее были такие же душевные глаза – зеркало ее верного сердца.
Пока он вез ее в ресторан, Ройс хранила молчание. Официант проводил их к столику, отгороженному от зала сочным папоротником. Свеча освещала удобную банкетку и столик, сервированный серебряными приборами и хрустальными бокалами.
Митч заметил, что весь день Ройс была сама не своя. Ее грусть удивляла его – ведь ее дядя как ни в чем не бывало прибыл обещанным рейсом. Необычной была также ее нежность. Она не упускала ни одной возможности прикоснуться к нему, поцеловать. Он, конечно, отнюдь не жаловался, наоборот, не знал, за что ему такая благодать.
Последние пять лет он все время пытался представить, на что похожа любовь Ройс. Он думал, что она проявит замкнутость: раскованная ночью, она будет отчужденной при свете дня. Но он ошибся: Ройс оказалась нежной любовницей; выяснилось, что это именно то, что ему нужно.
Митч заказал шампанское. В тот момент, когда официант вытащил из бутылки пробку, раздался писк пейджера.
– Это Пол. Не пей без меня.
К столу он возвратился с идиотской улыбкой до ушей: он был так счастлив, что просто не мог этого скрыть. Ройс весело улыбнулась – впервые за весь день. Он поднял бокал.
– За победу.
– Ты хочешь сказать…
– Я звонил Полу. Он сказал, что Абигайль Карнивали выступила по телевидению – в самое популярное время, естественно, – с сообщением, что с тебя снимаются подозрения.
Ройс зажмурилась; золотые ресницы отбрасывали тени на ее щеки.
– Слава Богу! – Она открыла глаза. – Значит, все кончено?
Ему очень хотелось ответить утвердительно, но он не стал ее обманывать:
– Твои нелады с законом позади, но нельзя забывать, что убийца по-прежнему на свободе. Пол говорит, что полиция готовится к аресту.
– Кого они арестуют?
– Пол перезвонит, как только узнает. – Митч поднял бокал; Ройс последовала его примеру. – За победу!
Они молча отхлебнули шампанское. Митч ожидал от Ройс более бурной реакции на приятную новость, но она сидела, погруженная в свои мысли. При этом она напряженно смотрела на него. Он никак не мог расшифровать выражение ее лица.
– Митч, я хотела спросить о Харли. Ты…
– Черт, напрасно я тебе о нем рассказал. Сегодня мне не хотелось бы ворошить прошлое. – На самом деле его так и подмывало рассказать Ройс о себе все, чтобы она понимала его так, как не понимал никто, но только не сегодня. Прошлое было слишком мрачной темой, чтобы посвящать ему вечер, который он предназначил для планов на будущее. – Помнишь, я обещал тебе романтический вечер?
Она ответила теплой, любящей улыбкой и чмокнула его в щеку.
– Свечи и шампанское – это прогресс по сравнению с лифтом в полицейском участке.
– Я люблю тебя, Ройс, – хрипло проговорил он. – Со мной этого еще ни разу не было.
– Ты знаешь, что я тебя тоже люблю.
– Несмотря на отца? – Черт, напрасно он это сказал!
Она ответила, не колеблясь:
– Да. Сегодня утром Уолли признался, что ты был прав тогда. – Она глубоко вздохнула. – За рулем сидел не друг отца, а Уолли.
– Уолли? – Это стало для Митча полной неожиданностью. – Это ни разу не пришло мне в голову. Полиция считала, что он выбежал из дому, услыхав удар. – Он прищурился. – Взял и признался? Через столько лет?
– Да. Отец не хотел, чтобы Уолли говорил мне правду.
Митч выслушал ее объяснения, в сотый раз задаваясь вопросом, не мог ли Уолли быть замешан в неудачной попытке подставить Ройс.
Странно, что он ждал все эти годы и только сейчас раскололся. Впрочем, не исключено, что он просто боялся потерять любовь племянницы. Этот мотив был теперь Митчу вполне понятен.
– Независимо от того, кто вел тогда машину, я действовал из голого честолюбия. Я хотел сделать себе имя на этом процессе. Из всех уроков, которые я вынес из нелегкой школы жизни, – а некоторые из них были убийственными, – этот оказался самым жестоким. Он стоил мне пяти лет без любимой.
– Давай отправим прошлое туда, где ему самое место, – в прошлое. – Она подняла бокал. – За нас! За будущее – наше будущее.
– За нас! – Митч чокнулся с ней и отпил шампанское. – Завтра утром мне надо на минутку заглянуть на работу, а потом поедем покупать кольцо.
Она едва не ахнула – таким обыденным тоном было сделано предложение. А чего ты ожидала, упрекнула она себя. Ты же знаешь, что по части межличностных отношений у Митча не все гладко. При таком прошлом это вполне естественно.
– Не помню, предлагал ли ты мне стать твоей женой.
Он привлек ее к себе, заставив подвинуться на банкетке.
– Я люблю тебя, Ройс. Я хочу на тебе жениться.
Он сказал это с самым серьезным выражением, какое ей когда-либо приходилось видеть на его лице. Однако она услышала в его тоне нежность и растерянность – последнее стало для нее открытием. В нем проснулся мальчик, жаждущий любви, подумала она, вспоминая его трагическое детство. Она прибегла к спасительной шутке, боясь, что иначе расплачется:
– Так-то лучше.
Они дружно рассмеялись – не смущенно, как раньше, а весело, как подобает влюбленным. Потом они застыли, скрепляя любовь безмолвным объятием.
– Кажется, в этом доме только одна спальня, – сообщила ему Ройс, когда они, отужинав, возвратились домой.
Митч швырнул рубашку в шкаф, больше интересуясь зрелищем раздевающейся Ройс, чем порядком, однако ее укоризненный взгляд напомнил ему, что грязную одежду следует класть в бельевую корзину, а не забивать ею шкаф, как он поступал раньше. Что ж, брак потребует перемены привычек. Ему нравилось выслушивать придирки Ройс к его дурным привычкам и позволять ей его воспитывать.
– Ты права: здесь тесно. Возможно, нам следует перебраться в предместье Марин, где нашим детям будет где резвиться.
Ройс подняла руки, даря ему вдохновляющее зрелище всего ее сексуального тела, и надела черную шелковую ночную рубашку, которой он еще ни разу не видел.
– Марин? – Ройс пренебрежительно поджала губы, словно увидела противного жука. – Там тебе захочется иметь «БМВ» – в Марин ездят только на них. Нет, я девушка городская.
Он поневоле улыбнулся – не только глядя на нее в соблазнительной рубашечке, но и слыша ее резкие суждения. Теперь это была настоящая Ройс. С ней не соскучишься. Ему нравилось дразнить ее, вызывая на откровенность.
Ройс медленно развернулась, демонстрируя свои формы, которые тонкий шелк делал еще более откровенными.
– Нравится?