Тут же, в наступившей тишине, трижды прозвучал утиный манок Антона Петровича, своим пронзительным дребезжащим кряканьем возвестивший об окончании охоты.
XII
Костер, разложенный Акимом посередине Лысой поляны, ярко горел. Вокруг него, расположившись на подостланном сене, неторопливо, по-походному ужинали пятеро охотников. Сам же Аким, выпив водки и закусив подогретой на костре курятиной, спал в телеге, стоявшей неподалеку. Стреноженная лошадь паслась в стороне возле берез.
Кругом было темно и тихо; лишь где-то на краю Маминой рощи в молодом овсе покрикивал козодой.
– С полем, друзья! – проговорил своим поставленным голосом Антон Петрович, поднимая серебряную походную стопку.
Все подняли такие же стопки и, вразнобой бормоча: «С полем», выпили.
– Эх, славно! – крякнул от удовольствия Красновский, поспешно закусывая соленым огурцом.
Антон Петрович, напротив, не торопясь с закуской, отер губы платком, положил стопку на разостланную подле него скатерть.
На этой видавшей виды походной самобранке Воспенниковых были разложены яства, собранные охотникам в дорогу заботливой Лидией Константиновной: возле фляжки с водкою лежали соленые огурцы в марле, моченые яблоки, вареные яйца, лепешки, хлеб, ветчина и то, что осталось от полдюжины жареных цыплят.
Перевернутая корзина служила опорой для прислоненных к ней ружей. Рядом с ружьями лежали пустые патронташи и ягдташи с дичью, распределенной изменчивым охотничьим счастьем далеко не поровну: Роман убил пять вальдшнепов, Красновский четыре, Антон Петрович и Николай Иванович по два и, наконец, Клюгин – ни одного.
Выпив водки, Роман с аппетитом ел, бросая цыплячьи косточки в костер и наблюдая, как они, потрескивая, горят. Он был доволен своим охотничьим выходом после столь долгого перерыва, доволен компанией, костром и тихой теплой ночью. От водки на душе было тепло и весело. Первое время разговор шел об охоте. Антон Петрович с подробностями и выразительными жестами рассказал, как он сбил четырех вальдшнепов, из которых нашел только двух; Красновский поведал о замечательном бое своего ружья, способного, по его убеждению, поразить вальдшнепа за сто шагов; Николай Иванович поделился наблюдениями о направлении и частоте пролетов вальдшнепов, а заодно рассказал про одну из разновидностей птиц колибри, внешностью чрезвычайно похожей на вальдшнепа, но величиной со шмеля.
Только один Клюгин ничего не рассказывал, а лишь молча пил и ел, бросая в костер недоеденные куски.
Наконец Антон Петрович спросил его:
– Андрей Викторович, вам, стало быть, не очень повезло?
– Не очень, – неохотно ответил Клюгин, катая меж ладоней вареное яйцо.
– Что ж, бывает, – заметил Антон Петрович.
– У меня так всегда бывает, – усмехнулся Клюгин, счищая скорлупу с яйца и кидая в огонь. – Пустое это занятие – по птицам палить, скажу я вам. Зря пошел…
– Почему же пустое? – откликнулся Красновский. – Просто вам не подфортунило, вот и все. А занятие ох как не пустое.
Не споря, Клюгин открыл свой большой рот и, вложив в него яйцо, принялся жевать.
Доев цыпленка и отерев губы салфеткой, Роман спросил:
– Андрей Викторович, у вас ружье какой марки?
С трудом проглотив яйцо, Клюгин мотнул головой:
– Понятия не имею…
– Позвольте взглянуть?
– Сделайте одолжение.
Роман приподнялся, подошел к корзине, отыскал ружье фельдшера и, вернувшись с ним, сел к костру.
Все, за исключением Клюгина, повернулись к Роману и принялись разглядывать. То, что держал в своих руках Роман, вряд ли с первого взгляда можно было назвать ружьем, скорее это напоминало какую-то железно-деревянную дубину непонятного назначения. Роман рассматривал ржавые стволы с отбитой на конце планкой, странно большое цевье, притянутое к стволам двумя жестяными полосами, забитые грязью замки с погнутыми курками, два коротких обрубка вместо спусковых крючков, узкую засаленную деревяшку вместо ложи.
– М-дааа, – покачал головой Красновский. – Из этой аркебузы, наверное, еще солдаты Кромвеля стреляли.
– Аркебуза? – переспросил Антон Петрович. – Да это пищаль Стеньки Разина! Бог мой… Как же вы из него стреляете?
– Так и стреляю, – зевая и глядя в огонь, бормотал Клюгин. Несмотря на идущее от костра тепло, он сидел в своем зеленом, наглухо застегнутом плаще, из-под ворота которого выбилось черное кашне. Алые блики играли на его выдвинутом вперед лбу, и казалось, что лоб светится сам по себе.
– Как-нибудь оно разорвется у вас в руках, – заметил Роман, с трудом открывая казенник и разглядывая изъеденные пороховой гарью замки.
– И слава богу, – с тем же равнодушием ответил Клюгин. – Может, прибьет раньше срока. Вот радости- то…
