Когда подъехали и встали под дубом, Роман поразился величию старого дерева. Дуб был в добрые два обхвата, крона раскинулась густой зеленой тучей.
– Вот тут в тенечке и постоишь, – Антон Петрович слез с телеги и протянул руки Лидие Константиновне.
Привстав, она обняла его за плечо, а он легко вынес ее из телеги, поставил на землю.
– Как здесь красиво! – воскликнула тетушка, поправляя шляпку. – Антоша, а где же была деревня? Я не узнаю мест.
– Вон там, за березняком, – махнул рукой Антон Петрович.
– Там и стояла, родимая, – с припевом произнесла Аксинья.
– Дядя, отчего они сгорели? – спросил Роман, хотя хорошо знал, что Усохи сгорели ночью от шаровой молнии.
– У, брат, это особая история! – веско произнес Антон Петрович, вынимая из телеги свой объемный кузовок. – Стояла душная летняя ночь. Покой и безветрие царили кругом. Березовый лес темнел, понимаешь, неподалеку эдакой зеленой громадой. Покрытые соломой избы казались стогами сена. Цикады выводили свои рулады. И вот во время всей этой красоты вдали, над полем, показался светящийся шар. Он медленно плыл, приближаясь. Все, понимаешь, замерло, а он все плыл, и плыл, и плыл. Подплыл и ударил в трубу крайней избы. Крыша загорелась, заметались различные тревожные тени… (Аксинья украдкой перекрестилась.) Ну, и сгорела деревенька Усохи в одночасье дотла!
– Грустная история, – произнес Роман с полуулыбкой.
– Да, бедные мужики, – вздохнула тетушка.
– А что, грибы-то здесь будут?
– Как не быть. Тутова самые грибные места, – с готовностью ответила Аксинья.
– Если мы сегодня не наберем кузова боровиков, рублю себе руку по приезде! – торжественно объявил Антон Петрович, доставая часы. – Итак, Аким, встретишь нас через два, нет, через три часа у Гнилой канавы. За мной, милые мои!
Он размашисто зашагал в сторону леса. Роман, тетушка и Аксинья, подхватив свои кузовки, двинулись за ним. Лес, обступающий кругом Бабий луг, был исключительно березовым, старым. Мощные белоствольные деревья стройно тянулись вверх и высоко-высоко наверху раскрывались кудрявыми кронами. В лесу было прохладно, невысокая травка стелилась вкруг черных, бугристых оснований берез.
– Ну, теперь идем веером, направление – норд, курсом на Недоруб и Гнилую канаву! – громко оповестил Антон Петрович и вдруг жестом патриция, повелевающего прикончить побежденного гладиатора, указал перед собой. – Вот он!
Лидия Константиновна пошла по указанному направлению, возле могучей березы присела и, со словами «Ой, какая прелесть!», вытащила из травы крепкий, толстобокий боровик.
– Смотри, Ромушка, какой красавец! – протянула она гриб Роману.
Он подошел и взял гриб из тетиной руки:
– Это к удаче. Значит, белых наберем.
От влажного гриба шел мягкий неповторимый аромат, который заставил Романа затрепетать, вспомнить детские радости грибной охоты. Светло-коричневая шляпка боровика была с одного бока изъедена слизнем, крепкая ножка завораживала своим плавным текучим изгибом. Роман поднес гриб к лицу и, закрыв глаза, с наслаждением вдохнул грибной аромат.
«Какая красота, – подумал он, рассматривая лежащий на ладони гриб. – Сколько подробной ювелирной работы проделано для такого невзрачного существа. Да и что такое гриб? Растет из земли, незаметно в траве. И кому нужен? Обойдутся без него и люди, и животные. Неужели для одного слизняка сотворена эта плоть с мельчайшими прожилками, эта прелестная шляпка с белой подкладкой, этот чудный, ни с чем не сравнимый запах? Вряд ли. Вряд ли вообще есть причинность в природе, та причинность, что доступна нашей логике, по словам Канта, привносимая в мир явлений познающим субъектом. Нет ее. Этот гриб создан не для нас. И не для слизняка. Вообще ни для чего. С тех пор как мы потеряли рай, все это – ни для кого, ни для чего… Но, Боже, зачем же это так красиво?»
Очнувшись, Роман пошел за удаляющейся Лидией Константиновной.
Справа, меж белых стволов, мелькала соломенная шляпа Антона Петровича, бормотавшего, обходя березы:
– Вот вы где, толстобокие, вот вы где, пухлотелые…
Аксинья была где-то слева.
Догнав тетушку, Роман отдал ей первую находку, а сам направился круто вправо и, оказавшись вскоре в одиночестве, пошел меж деревьев.
По складу своего характера он не мог быть настоящим грибником: не хватало терпения и душевного равновесия. Он двигался довольно быстро, обходя березы, обшаривая быстрым взглядом траву, и не успел еще вжиться в образ грибника, как россыпь белых грибов встала у него на пути. Роман присел перед ними на корточки. Они росли прямо на чистом месте, в редкой, как бы свалявшейся траве. Очаровательная семейка белых грибов: коренастый крепыш-отец с сухим березовым листом на шляпке, рядом изогнувшаяся в поклоне мать, а кругом – раз, два, три, четыре…
Роман считал толстопузых крепкоголовых деток, и губы его растягивались в улыбке: все, все забытое, детское вставало перед глазами, вылезало из заросшей травой памяти вместе с этими грибами. Он вспоминал, как однажды он, кудрявый десятилетний мальчуган, заблудившись в Вырубе, наткнулся на поляну белых грибов. Это было так невероятно, что сперва он решил, что перед ним мухоморы. Но подойдя, он оказался в настоящем грибном царстве. Поляну окружал старый лиственный лес, а на ней росли сотни белых грибов. Тогда Роман боялся подойти к ним, потому что везде, везде торчали коричневые головки, на них можно было наступить. Он долго стоял, завороженно глядя на поляну, потом вытряхнул из своей корзины рыжую груду лисичек и принялся за белые. Он вынимал их руками из земли, клал в корзину и таким образом прокладывал себе дорогу по поляне. На середине поляны корзина оказалась полной. Тогда он снял с себя рубашку и вскоре наполнил и ее. Тем не менее, на поляне осталось еще множество грибов, они
