экипажа.
– Где же твой спаситель? – спросил Антон Петрович, глядя в окно.
– Татьяна Александровна сказала, что поехал на делянки.
– Да. Вовремя он тогда тебя встретил.
– Господи, да мы все должны молиться на Адама Ильича! – воскликнула тетушка. – Если бы не он! Что бы было б, а? Вы понимаете, что могло бы случиться? Ты бы мог просто кровью изойти и погибнуть в лесу! Ты понимаешь это?
Улыбаясь, Роман кивал. Сегодняшнее утро словно приоткрыло перед ним новую, неведомую дверь, за которой начинался чудный, переливающийся радугами мир. Он еще не видел этого мира, но уже мог почувствовать его пьянящую прелесть, от которой у него так сладко замирало сердце.
«Я будто заново родился этим утром, – думал он, не слыша тетушкиных причитаний. – Она словно разбудила меня. Хотя нет – разбудило солнце, а она вошла следом. Как это было прелестно – видеть ее, говорить с ней. Она вон там стояла, говорила со мной. Как она смутилась от моего взгляда! А эти руки, милые, совсем еще детские руки. Но глаза умны не по-детски. А выбежала тогда, как ребенок, как девочка! И сколько в ней простоты и доверчивости. Эти фразы. Она прятала за ними простоту, искренность и доверчивость. То, что так легко разрушается людьми. То, что я растерял за эти три года…»
А тетушка между тем, раскрыв внесенный Саввой чемодан, достала белье и летний костюм Романа, стала раскладывать на кровати. Антон Петрович с пустым чемоданом спустился вниз, тетушка хотела было помочь Роману переменить нательную рубашку, но он наотрез отказался, и она вышла тоже.
Облачившись в светлые брюки и кремовую рубашку с сиреневым бантом, Роман повесил левую руку на приготовленную тетей перевязь и хотел уже спуститься вниз за всеми, но взгляд его случайно остановился на одной вещице, стоящей сверху на этажерке. Это была небольшая фарфоровая статуэтка лесной богини Дианы, сделанная, по-видимому, в Мейсоне. Маленькая богиня мгновенье назад выпустила стрелу из золотого лука и теперь, замерев, следила за ее полетом.
Кончиком пальца Роман провел по маленькой руке, сжимающей лук. Рука была хрупкой, тоненькой, но в то же время сильной, уверенной.
«Хрупкое может быть сильным, – безотчетно подумал Роман. – И это по-настоящему красиво».
Повернувшись, он окинул взглядом деревянную комнату, словно благодаря ее за все то новое, что вошло в него здесь сегодня. Внизу за окном слышались голоса. Один из них принадлежал Татьяне.
«Еще вчера я бы не выделил этого голоса, – радостно подумал Роман, – а сегодня я слышу его отдельно от всех других».
Он прошел в дверь и по винтовой лестнице стал спускаться вниз.
Спустившись, он прошел по коридору и вышел на крыльцо. Перед ним стояла старая дядина коляска, запряженная Костромой, с Саввой на козлах, который, завидя Романа, привстал и, кивая плешивой головой, запричитал:
– Здравия желаем, Роман Лексеич, здравия желаем, многоспасительный наш!
– Здравствуй, Савва, – кивнул Роман старику, ища глазами среди суетящихся у коляски родственников Татьяну.
Но ее там не было.
Роман оглянулся и вздрогнул: она стояла рядом с ним, за обвитым плющом столбиком крыльца, и смотрела на него.
– Вы… – произнес Роман и замер, не в силах оторваться от ее глаз.
– Я про лестницу забыла предупредить вас, – сказала Татьяна, отводя глаза. – Очень крута, а вы еще слабы.
– Я уже спустился, благодарю вас, – автоматически ответил Роман, поражаясь красоте ее рук, нервно и в то же время неторопливо перебирающих листья плюща.
– Поправляйтесь, – произнесла она, не глядя не него. В ее фигуре чувствовалось беспокойство, полуоткрытые губы были прелестны.
– Спасибо вам, – произнес Роман и добавил с внутренним трепетом: – Татьяна Александровна.
Звук своего имени странно подействовал на Татьяну, это словно успокоило ее. Слегка улыбнувшись, она посмотрела Роману в глаза и проговорила:
– Не за что благодарить.
И снова знакомая алая волна затопила грудь Романа по самое горло, не давая вздохнуть. По всей видимости, лицо его в этот момент тоже изменилось, отразившись тут же, как в зеркале, в Татьянином лице. И по ее взволнованным губам и отведенным глазам он понял, что с ним творится. Ему стало неловко.
– Рома, мы уже готовы. – Тетушка подошла к ним и трижды поцеловала Таню в покрасневшее лицо, повторяя: – Спасибо вам, голубушка, спасибо, ангел вы мой!
Роман зачарованно смотрел, как Татьяна безвольно, с налетом грустного отстранения подставляет лицо под тетушкины губы.
– Спасибо, душа моя! – подошел Антон Петрович и в свою очередь расцеловал прелестные Танины руки. – Жду вас с папенькой на мой день рождения. Не забудьте!
– Как же забыть… – улыбнулась Таня.
Роман чувствовал, что никакие силы не способны оторвать его от общения с этим существом. Превозмогая себя, он неловко поклонился и пошел к коляске, медленно переставляя одеревеневшие, словно не свои, ноги.
Забравшись, он сел на кожаный пуф спиной к Савве, в то время как Воспенниковы не торопясь разместились напротив.
