Престола Божия низвергнутый! Пожрет! Пожирая – пожрет! Ох, пожрет – пожирая!
И он также повалился лицом в траву.
– Господи, за что нам позор такой! – кричала Ротатиха. – И горюшко, да и позор-то позорный! Ох, за что же это!
– Сами виноваты! – переговаривались в толпе. – Про муку упомнили, а Богородица-то и погорит!
Эти слова вдруг вывели Романа из забытья, он оглянулся и мгновенно принял решение. Увидя двух мальчиков, носящих бегом воду из колодца куда-то за горящий дом, видимо, пытающихся спасти дворовые постройки, он выхватил у одного из них ведро и вылил на себя. Студеная вода словно подстегнула его. Роман пробежал сквозь толпу и стал быстро приближаться к полыхающей избе.
Сзади раздались крики.
Он загородил лицо от невыносимого, растущего с каждым шагом жара и, вспрыгнув на горящее крыльцо, проник в сени. Здесь было адское пекло – у Романа перехватило дух, вода на его плечах мгновенно испарилась.
Пожар ревел над ним, уцелевшая часть кровли готова была упасть в любой миг. Пригнувшись и переступая через головни, Роман вошел в избу. Внутри было не так невыносимо, хотя и горело почти все, зато дым стоял плотный, как вата, и нещадно ел глаза. Роман силился рассмотреть что-то, но дым слепил, дышать было нечем. Зажмурившись, Роман двинулся в левый угол, где обычно в крестьянских избах размешался иконостас.
В это мгновенье сзади послышался треск, и вместе с грохотом жар и пламя ворвались в избу, кровля рухнула, проломив потолок возле двери.
Роман бросился в угол. Страшный жар пошел на него, волосы затрещали на голове, и смертельный ужас безвыходности объял Романа. Он отвернулся от пламени и прямо перед своим лицом в красных всполохах разглядел икону Божьей Матери. Жар, навалившийся на него сзади, прижал к иконе, и глаза Владычицы- Троеручицы глянули ему в глаза.
– Спаси меня! – прошептал Роман, не видя ничего, кроме спасительных черных глаз и доверяясь им, как ребенок, всей душой. – Спаси меня!
Жар давил и жег сзади. Роман чувствовал, что горит и теряет сознание, но вдруг заметил движение одной из трех рук Богородицы: узкая рука словно качнулась вправо, и в этом знаке было спасение.
Роман схватил икону и, закрыв ею лицо, двинулся вправо, сквозь полыхающий ад.
– Спаси меня, спаси меня! – неслышно шептал он только Ей одной.
Впереди раздался грохот, потолок рушился, адское пламя надвигалось, лишало сознания. В отчаянии закрыв глаза, он прижался к стене, вдоль которой шел, и вдруг, не почувствовав ее, стал падать куда-то на чьи то крепкие сильные руки…
Роман очнулся лежащим на траве под сенью ракит, сквозь серебристую листву которых проглядывало голубое небо.
Пахло колодезной водой, травой и дымом.
Роман повел глазами.
Вокруг молча стояли, сидели на траве знакомые и крестьяне. Все они смотрели на Романа и, как только он заворочал головой, оживились.
– Вот и слава Богу! Слава Богу! – послышался голос отца Агафона, и его мягкие руки коснулись плеча Романа.
– Слава случаю и здоровью героя, – насмешливо произнес прямо над головой Романа Клюгин, и что-то мокрое и холодное легло на лоб.
– Ромушка, милый мой! – плакала тетушка.
– Все хорошо, все хорошо, – бормотал Антон Петрович.
– Подушку под голову положите! – громко распорядился Красновский. Сразу засуетилось несколько человек, и под головой Романа оказалась подушка.
Только теперь Роман заметил, что лежит под простыней.
Он выпростал из-под простыни руки и увидел, что они голые. То же самое было и с грудью и плечами. Роман приподнял простыню и обнаружил, что лежит под ней совершенно голый.
– Где икона? – спросил Роман.
Толпа расступилась и пропустила старуху с иконой.
– Вот, батюшка, – со слезами произнесла старуха, стоя возле ног Романа и показывая икону.
– Цела?
– Цела, цела, батюшка! – затряслась в плаче старуха. – Спасибо тебе, благодетель, спаситель наш!
Держа икону перед Романом, старуха опустилась на колени и склонила голову. Рядом с ней склонились в земном поклоне Степан Ротатый, его жена, отец-старик и дети.
– Дядюшка, дайте им денег, – проговорил Роман, найдя лицо Антона Петровича.
– Дадим, дадим! – сдержанно улыбаясь и с гордостью глядя на Романа, кивнул тот.
– Спаси, Христос, спаси Христос, – повторяла Ротатиха, не поднимая головы.
Клюгин сменил на голове Романа мокрое полотенце. Холодные капли потекли по лбу, щекам и шее.
– Я сильно обгорел? – спросил он Клюгина.
