– А… Полина… Пташка ранняя. Спасибо. А ты свою прополола?
– Тимоха с дедом пололи.
– Хорошо, когда мужики, – позавидовала Плешивка. – А тут все сама да сама.
– Постоялица твоя дома, теть Кать?
– Марина-то? Дома. А чё ей? Спит…
– Дома ночевала?
– Ну. А что такое?
Плешивка насторожилась. Положила мотыгу, засеменила к забору. На это Полина не рассчитывала. Отступила, махнула рукой:
– Да это я так, теть Кать, спрашиваю. Если ночью гуляла – не добудишься. А она мне по работе нужна.
– Нет, не гуляла. Парни приходили вечером, звали, не пошла. Сама не своя вчера была, после ярмарки- то. По городу, видать, тоскует. Чё ей здесь, в деревне-то? Скучно…
– Дверь не закрыта?
– Нет, я не закрываю. Толкни и заходи. Собак нету.
И Плешивка поковыляла к оставленной мотыге.
Полина вошла в Плешивкину чистенькую избу. Полы, выкрашенные желтым, весело сверкали на утреннем солнце, фиалки нежными сиреневыми цветами взирали на гостью с подоконника. Китайские покрывала первых перестроечных времен стыдливо прикрывали собой видавшие виды кресла.
– Марина?
Ни звука в ответ.
Полина заглянула в одну из боковых комнатушек. Марина спала, крепко обняв подушку, выставив из-под покрывала голую коленку. На столе – рамочка с фотографией: Марина вместе с молодым человеком респектабельного вида возле красивой машины. Снимок – как картинка из журнала. Вероятно, Марина смотрела на фотографию перед сном, поскольку та была сдвинута на самый край.
Полина нетерпеливо кашлянула и постучала по столу.
– Марина, проснись.
– Полина Петровна? – Девушка удивленно захлопала ресницами. – Что случилось?
– Тимоха пропал, – сказала Полина и вышла в большую комнату. – Одевайся. Я тебя жду.
Марина без пререканий выбралась из-под покрывала, влезла в свои тренировочные лосины и вышла к Полине.
– Он не поехал с нами, в районе остался, у тети, – сказала она надтреснутым от сна голосом.
– Это я уже слышала от Пети. Не остался он в районе. Скажи, Марина, кто подходил к тебе на ярмарке? Жених?
Марина недружелюбно зыркнула на Полину:
– А чё это я перед вами отчитываться должна? При чем здесь это? Это моя личная жизнь!
– И моя тоже! – оборвала Полина. – Тимоха влюблен в тебя, и не говори, что ты этого не знаешь!
– Что такого-то… Тимоха мне как брат. У меня есть брат Валерка. И с Тимохой я как с Валеркой.
– Понятно. Так кто тебе этот парень?
– Любовник! – с вызовом ответила Марина.
Полина помолчала. Не сделала удивленное лицо, не усмехнулась.
– Любовник, говоришь? Значит, женат?
Марина сначала резко отвернулась, не желая продолжать разговор, а потом все же подумала и кивнула.
– Понятно. Давно ты с ним?
– Год уже.
– В деревню, значит, от него сбежала?
– От него. Думала, забуду. Думала, он забудет. Не получается.
– А ты не езди к нему в город.
– Как не ездить-то, если у меня там родные? Братья и сестры, нас пятеро. Они ждут меня, и я скучаю. Думала, не буду скучать. Достали они меня, честно говоря. Всех нянчила.
– Да… Мы не знаем себя, – согласилась Полина. – Думаем одно, получается другое. Ты молодая, красивая, все парни от тебя без ума…
– А я в женатого вцепилась! – закончила за нее Марина. – Дура, правда? Но с ним никто не сравнится. С ним поговорить есть о чем, он одевается хорошо, меня одевает… Мне надоело над каждой тряпкой трястись! От родителей только и слышала вечно: вот подожди, на ноги встанем. Какое там встанем… Только с ним жизнь и увидела. Я тут недавно решила: все! Ультиматум ему поставила: или я, или жена. Месяц домой не ездила, чтобы его не видеть. Так он на ярмарке меня нашел. И детей своих приволок. И благоверную. Она с него глаз не спускает!
– Это же мучение! – предположила Полина.
– Мучение, – согласилась девушка. – И остановиться не могу. Увидела его – поняла, что не могу. Люблю его.
Полина только краешком сознания следила за этим рассказом. История стара как мир и почему-то постоянно повторяется. Ирмина – трогает, Маринина – нет. Почему так, Полина не задумывалась. Ее сейчас интересовал лишь Тимоха с его болью. С его первой любовью, которую он вынужден ото всех прятать. История, которая ей кажется прозаичной до тошноты, могла потрясти его, оглушить просто. В первый раз всегда так.
Естественно, он хочет переварить ее в одиночестве.
– Где же мне Тимоху теперь искать? – подумала Полина вслух.
– А вы в клубе были? У него же ключи от клуба есть. Я, когда тошно бывает, тоже там музыку слушаю. Я вчера магнитофон домой не забирала…
В клуб они побежали вдвоем. Не открывая, обе прильнули к огромным окнам танцзала. На столе стоял магнитофон, а в просвете между ширмами виднелись Тимохины ноги в носках. Он спал на старом диване.
– Мне поговорить с ним? – спросила Марина.
– Не сейчас. Пойдем.
У магазина они разошлись. Полина мысленно переключалась на домашние дела. Их накопилось достаточно. Но едва она переступила порог своего дома, в калитку забарабанили, и женский истошный вопль огласил окрестности:
– Петровна! Открывай!
– Открыто, – не слишком радушно отозвалась она. Раздражение против постоянного бесцеремонного вторжения в ее личное пространство и время давало о себе знать. Хотелось лечь, вытянуть ноги и полежать с закрытыми глазами. Она вспомнила, что так и не позавтракала сегодня.
В коридоре уже хлопали двери. В проеме выросла крупная фигура Лидии Гуськовой. Всегда хмурое лицо Лидии раскраснелось. Волосы выбились из-под платка, повязанного вокруг головы плотно, по-крестьянски. По выражению этого лица Полина догадалась, что позавтракать ей так и не удастся.
– Третий раз уж к тебе прибегаю, Полина. А тебя все нет…
– Здравствуй, Лидия, садись. Что стряслось?
– Мамке нашей совсем плохо!
– Что с ней?
– Плохо! Кричит, спасу нет! И испарина на лбу… То краснеет, то бледнеет! Не знаю, что делать, Полина! Помоги…
– «Скорую» вызвали?
– Вызвали, а толку-то? Не едут! Пока до нас доберутся, помрет мамка-то! Пойдем к нам, посмотри! Укол, может, какой или еще чего…
– Не могу я уколы… – сказала Полина. – Не имею права лечить без лицензии. Мне уж из района замечание было. Как вы не понимаете?
– Дак что ж, мамке-то помирать теперь из-за твоей лицензии?
Лицо Лидии скривилось, собралось в пучок. Подбородок дрожит, того и гляди она слезу пустит. Полина
